Любимая мартышка дома Тан. Мастер Чэнь

оружия ворвались на подворье среди бела дня, на глазах у публики начали укладывать на землю целый десяток охранников несильными, но точными ударами кулаков по голове. Тем временем двое из них, обнаружив предателя на кухне, с пугающей быстротой, за какие-то мгновения, отрезали ему голову двумя кухонными ножами на глазах у поваров и побежали вон, бросив по дороге голову в котел с супом, дымившийся на улице среди остолбеневших посетителей. Ресторан пришлось закрыть на целый год…

      – Итак, начнем с карлика, авось узнаем что-то еще, – продолжал я. – Да, вот что. Скажи мне, Сангак, чем мы обидели ведьму Чжао?

      Мой друг фыркнул, считая сказанное хорошей шуткой. Никто не спорит, что ведьмы и духи существуют, но моим людям было давно запрещено списывать на ведьм, демонов и колдунов все недочеты их работы, и Сангак это знал не хуже других.

      – Ну посуди сам: что нам остается, если заняться больше нечем? Давай доставим себе удовольствие и займемся ведьмой Чжао, – приятно удивил я его. – Но тут нам нужен, пожалуй, книжный человек, то есть Маленький Ван. Пусть он пороется в свитках и расскажет нам все, что можно и нужно знать про эту седую любимицу чанъаньцев. И пусть «языки и уши» тоже про нее поспрашивают, эта тема не хуже вина развязывает языки. Узнаем много забавного…

      После нашего разговора состоялась церемония моего торжественного выезда с подворья. Пепельно-серый жеребец был, оказывается, уже доставлен из дома к коновязи у въездной арки, выгнутой дугой и украшенной строгими черными иероглифами. И вот сейчас его вели ко мне между отдыхавшими в тени едоками. Они, запрокидывая головы, восхищенно ласкали глазами ферганского красавца, за которого любой вельможа столицы отдал бы какие угодно деньги.

      Ритмично звенят колокольчики на узде. Грациозно переступая тонкими ногами, мой конь, укрытый свисавшей до колен попоной серебристого шелка, кивает гордой головой, милостиво позволяя мне подняться в седло со стременами модного образца – с плоской нижней перемычкой, на которой нога стоит прочнее.

      И – взлет в седло. И – выпрямленная спина. И вот мой красавец, торжественно ведомый Сангаком, трогается с места среди тихих вздохов окружающих.

      У ворот меня ждали двое сопровождающих, чьей единственной задачей было сделать мой выезд еще внушительнее. Сколько жителей имперской столицы искренне считает, что ехать в одиночку есть принижение их ранга… И вот уже наша троица, неспешно выплыв из главных ворот рынка, вливается в стучащий копытами широкий поток всадников на белом песке, между рядов яблочных деревьев одного из проспектов Чанъани. Сангак же неподвижно стоит у ворот, почтительно сложив, в местном стиле, правую ладонь с обрубком левой руки.

      Левую руку Сангака я в последний раз видел ровно четыре года назад – чуть подергивающийся у копыт его коня обрубок, возле которого почти черная кровь быстро превращалась в серые пыльные шарики. Сангак же в этот момент невозмутимо, как будто так и надо, оглядывал облако рыжей пыли, в котором скрывались один за другим тускло-серые,