Соблазн в сапфирах. Рене Бернард

меня, дед. – Эш поставил свой бокал. – И если мисс Таунзенд теперь член нашей семьи, я уверен, было бы неуместно ее очаровывать.

      – Ты скорее заставишь покраснеть Фрейзьера, – пророкотал дед. – Но посмотрим, может быть, ты убедишь меня, что я ошибаюсь.

      – Думаю, – сказала Кэролайн, отодвинувшись от стола, – пора дать вам возможность выкурить сигару, и, если честно, мне нужно собрать вещи к завтрашнему отъезду. Так что прошу вас, джентльмены, извинить меня.

      Кэролайн поднялась, мужчины встали, и дед поспешил произнести слова благодарности:

      – Спокойной ночи и сладких снов, и спасибо, что согласились помочь мне.

      – Спокойной ночи… вам… обоим. – Ее щеки порозовели, она кивнула и быстрым шагом вышла из комнаты.

      Когда дверь закрылась за ней, мужчины снова сели и Эш глубоко вздохнул.

      – Лондон расправится с ней, и довольно жестоко, и ты знаешь это. Она даже не переоделась к обеду, а ее манеры…

      – Ее манеры вполне подходят моему дому, – возразил старый Блэкуэлл. – Лондон давно сдал свои высокие позиции, и, кроме глупостей, я ничего там не видел.

      Эш сделал все, что мог, чтобы не отвернуться. Негативное мнение деда о светском обществе и лондонской знати росло с каждым годом. У него давно укоренилось чувство превосходства сельского жителя над городом, и он не делал из этого секрета.

      – Глупо или нет, но они сделают это…

      – Ее не интересует светская карьера, а из всего того, что мне известно о ней, мисс Таунзенд способна постоять за себя.

      – Ей придется. Не буду же я вечно держать ее за руку…

      – Она будет сдерживать тебя, Эш, а тебе придется оградить ее от всяких неприятностей! Мисс Таунзенд мне нравится. Она высказывает свое мнение без колебаний, и все, что говорит, верно! Кэролайн бесстрашная и, кажется, не имеет склонности к порывам женской фантазии или глупым играм. Сразу по приезде она узнала у садовника название каждого растения в моем саду и, насколько я помню, просиживала в библиотеке дольше, чем кто-либо другой. Она помнит имя каждого слуги в доме и не умеет… петь. – Дед улыбнулся на это последнее утверждение, словно заявлял о важном открытии. – Женщина, которая не умеет вышивать или играть на фортепьяно, но может цитировать Данте и Сократа, – вообрази это!

      – Весь Лондон падет к ее ногам, – с сарказмом заметил Эш.

      – Придержи язык! – Дед встал, и Эш поднялся следом. – По твоему молчанию за обедом я мог сделать вывод, что ты пренебрег моим советом и не извинился перед мисс Таунзенд. Более того, я подозреваю, что ты еще больше усугубил положение.

      – Как ты заметил, мой шарм не произвел эффекта на мисс Таунзенд, дед.

      – Хорошо! Это то, что я ожидал, и, если ты настолько глуп, что вздумаешь ухудшить отношения с женщиной, которая держит твое будущее в своих руках… что ж, тогда убедишься на собственном опыте, чем это кончится. – Дед повернулся и, не глядя на внука, продолжил: – Спокойной ночи, Эш. Я не хочу видеть утром, как вы уезжаете, так что желаю приятного путешествия. Удачи!

      Дверь