Золотая пчела. Мистраль. М. Таргис

отвлеклась, увидев стройного симпатичного юношу с гладко зачесанными назад светлыми волосами с платиновым отливом – у Акселя накануне вечером была точно такая же прическа. Проходя мимо, парень скользнул по ней неожиданно напряженным взглядом и скрылся за дверью. Хайди снова обернулась к Акселю и Яновке. Директор театра наклонился ближе к артисту и тихо говорил:

      – А ты уверен, что спина выдержит? – Он бросил быстрый взгляд на Хайди и скривился, поняв, что она услышала нечто, не предназначенное для ее ушей.

      – Выдержит. И не такое выдерживала, – отрезал Аксель, и Хайди почувствовала, как он снова крепко стиснул ее руку. – Ни о каких дублерах не может быть и речи, Тонда, это мой спектакль! И, что бы ты ни думал, я нахожусь в отличной форме.

      – Ладно! – Яновка поднял руки, словно бы защищаясь. – Вот сегодня и увидим, в какой ты форме. Мое почтение, – кивнул он Хайди.

      Аксель потянул Хайди за собой в здание театра.

      – Что может не выдержать спина? – осторожно спросила она.

      – Самый эффектный трюк. Шаттенгланц стоит там высоко на площадке, которая внезапно на глазах у зрителей исчезает из-под него, и он летит над сценой, распахнув плащ, как крылья. Кич страшный, по правде говоря, но выглядеть должно красиво, – он усмехнулся. – В Янстале меня нескоро забудут. Проблема в том, что все происходит быстро, вес тела резко переносится с ног на ремни и тросы. Большая, внезапная нагрузка на позвоночник. Но наш режиссер всеми силами стремится создать иллюзию волшебства. Я, право же, использовал бы другие методы, но… мне тоже нужно, чтобы шоу было запоминающимся.

      – Что-то мне это не нравится, – заметила Хайди. – После всего, что ты говорил вчера. Ты не думаешь, что, учитывая все обстоятельства, это может быть… опасно?

      – Если так думать, то лучше вовсе из дома не выходить, – пожал плечами Аксель.

      19

      Два часа тридцать четыре минуты. В темноте светились электронные цифры не самого приятного красно-оранжевого цвета и еще отражались в большом зеркале на стене напротив. Куда ни посмотришь, до тебя непременно донесут эту ценную информацию – что впереди ждут еще долгие часы ночи. В комнате не было темно: за окном без занавесок на улице горел фонарь, и все предметы были ясно различимы, так что можно было занять себя бессмысленным разглядыванием чужой меблировки, отнюдь не претендовавшей на высокое качество или стиль.

      Аксель поерзал, удобнее устраивая спину, и крепче прижал к себе теплое и гладкое молодое тело. Светловолосая голова, покоившаяся на выбритой груди Акселя, шевельнулась, и Хайнц что-то невнятно пробормотал во сне.

      По крайней мере, у Акселя было это: ощущение присутствия, теплой тяжести на груди, ощущение слюны на коже, там где ее касались губы Хайнца, а потому было не так уж важно, что там показывают часы. А где-то в ином времени и пространстве – Аксель хорошо знал это – ночь была холодной и сырой, возможно, шел дождь, и ныли изломанные когда-то кости, а сильное, закаленное десятками битв и месяцами странствий тело ежилось на пустынной дороге. Куда он ехал в ночную