Пробы демиурга. Эстер Сегаль

стремительно скрылся за поворотом.

      Мертвая кошка, без единой кровинки, серо-палевым пятнышком прижалась к поребрику.

      Хозяйка так и не закричала. Ее губы беззвучно и совершенно бесперспективно пытались сложиться в привычное «Мамзель!», но зова не получилось. Да он и не мог быть услышан той, от которой совсем на том же месте, где несколькими минутами ранее ее кошачьей души, отлетела человеческая. Если только то, что называют душой, бывает у кошек.

      Осиротевшая хозяйка искала воздух жадным ртом и хваталась за сердце.

      На свете не без добрых людей. Ее заметили и вызвали скорую.

      Должно быть, работники скорой помощи, были удивлены точным повторением адреса, который уже обслуживали несколько минут назад…»

      – Ох, как хорошо! – порадовался писатель. – Вот это будет книга!

      И он даже погрозил кому-то невидимому (будущему критику, что ли) пальцем. Так легонечко, для острастки.

      И тут же палец его замер, так и не дописав в воздухе очередную дугу нравоучения. Замер, потому что замерло и все писательское существо. Замерло от очередного приступа сиренного воя.

      Писатель бросился к окну.

      Оттуда было прекрасно видно, как рядом со скамейкой, где откинув голову, задыхается соседка, останавливается амбуланс. Как проворные санитары выскакивают из машины и тянут за собою носилки. Как соседку бегло осматривают, слушают пульс, подключают к баллону с кислородом. И наконец, погружают в машину и увозят.

      Терзаясь страшной догадкой, страстно желая и страшно боясь повернуть голову, писатель остолбенел и впился пальцами в подоконник.

      – Нет, не смотреть туда! – велел он себе. – Если посмотрю и увижу, то все. Все кончено! Все! Все пропало! Нет, только не смотреть!

      И все же он знал, что посмотрит.

      Как летописец эпохи.

      Как искатель правды.

      Как творец.

      Как человек, слабый в страхе своем и сильный в своей надежде.

      – Нет, надо посмотреть. И убедиться, что там ничего нет! Ничегошеньки!

      Зубы его застучали как в лихорадке.

      – Там ничего нет! – взвыл он в голос.

      А повернуть голову все же побоялся.

      – Смотри! Смотри туда, трус! – приказывал он себе. – Там же ничего нет! Убедись в этом! Убедись! Иначе ты не сможешь жить!

      Он посмотрел.

      Сначала плохо посмотрел, потому что глаза вдруг покрыла какая-то пелена.

      А потом присмотрелся получше.

      Даже выгнулся весь над подоконником.

      И тогда увидел.

      Прямо у поребрика.

      Маленькое серо-палевое пятнышко.

      Маленькое тельце, еще, должно быть, теплое.

      Мамзель!

      Писатель сполз на пол. Его затрясло. Затылок дрожал и с легким стуком бился о холодную батарею.

      6. Психоанализ

      В приемной было тихо, и к воздуху примешивался тот почти неуловимый привкус вентилируемой пыли, который бывает только в помещениях с кондиционерами.

      Писатель попал сюда, переворошив предварительно целую