Пробы демиурга. Эстер Сегаль

отвлечен появлением первой части своего обычного утреннего заказа. Это был теплый хлеб и свежий салат. И хотя, как правило, писатель любил сразу по появлении этой парочки вгрызаться в подогретую хлебную мякоть, на этот раз он вздохнул, отодвинул блюдо и решил дописать начатую фразу:

      … воздействовать на себя и окружающий мир?

      ?

      ?»

      Все-таки хлеб пах слишком вкусно, чтобы можно было забыть о нем надолго. А посему писатель приступил к еде. Отменного, кстати, качества, что, как всегда, заставило его порадоваться тому факту, что любимое кафе находится так близко к дому: при желании из окна его квартиры можно было бы наблюдать за посетителями и официантками.

      Официантки, тем временем, справившись с заказами (у писателя на столе появились рыба под соусом и картофельные чипсы), продолжили прерванную беседу.

      – А где вы будете жить после свадьбы? – спросила более пухлая.

      – Будем квартиру снимать.

      – А у него родители богатые?

      – Обыкновенные.

      – А как они к тебе относятся?

      – Обыкновенно. Хорошо.

      – Быстро, однако, у вас закрутилось.

      – Да не так, чтобы очень быстро.

      – А ты часом не беременна?

      – Ну, вот еще, скажешь тоже.

      – Ну, мало ли, всякое бывает.

      – Еще не хватало.

      – А этот-то с блокнотом опять пишет. Умора смотреть на него!

      – Да уж, я стараюсь, а у него все стынет.

      – Да и сам он весь какой-то застывший.

      – Точно. Даже жаль его.

      – А ты пойди его согрей, невеста! – прыснула более пухлая.

      – Невеста! – раздалось в ушах у писателя, и он тут же приник к блокноту:

      «Ей подходило быть невестой. По крайней мере, если бы некий кулинар искал модель для свадебного торта, он бы, без сомнения, остановил свой выбор на ней, чтобы скопировать ее аппетитную фигурку и установить ее на белоснежном креме среди не менее белоснежных рельефов из бизе. Такая нежная, сдобная, белокурая – она всем своим видом так и требовала флердоранжа и кружев.

      Любой, глядя на нее, моментально понимал, что если жениться, то только на таких. Да, и она сама это смутно осознавала и уже грезила о примерочных, где, завернутая в шелк и утыканная булавками, она сможет воочию увидеть в зеркале образец недолгого девичьего счастья. Кстати, и жених у нее был соответствующий…»

      Тут писатель притормозил полет карандаша и допил газировку. Водка же уже благополучно бежала по жилам, смягченная закуской и творческим пылом. А в голове, еще неопределенная, эмбрионально-бесформенная, но уже жадная к жизни пульсировала стихийно зародившаяся фабула будущего произведения.

      Писатель сглотнул. Фабула – гостья капризная. Вовремя не обратишь не нее внимания, не уважишь как следует, глядишь, ее и след простыл. И сколько ни вспоминай – не восстановишь ни ее лица, ни одеяния. А приручать таких можно только одним способом – облечь их зыбкую сущность в плотно сотканную словесную плоть.

      – К компьютеру! – сам себе скомандовал писатель.

      – Вы,