Стихи. Том 2. 2003—1999. Наталья Владимировна Патрацкая

открыты шторы,

      кнопочка – открыта дверь,

      все экраны – мониторы,

      и главенствует лишь лень.

      Полюбить – включили фильмы.

      Поцелуй – экрана миг.

      Книжку на экране видим

      и того, кто сердцу мил.

      Зритель – бог телеэкрана,

      все друзья нам – интернет,

      а работаем мы рьяно

      на экране много лет.

      Где движенья? Где же встречи?

      Интернетом поросли.

      Вот опять настал мой вечер,

      телефон, экран прилип.

      Застрочили мы по буквам,

      так тепла нам не узнать,

      так потомства не прибудет,

      если буквы нам лобзать.

      «И вновь вцепился кап в березу…»

      И вновь вцепился кап в березу,

      он словно родинка щеки,

      его не вытащить с занозой,

      он как рисунки и горшки.

      Пусть друг сегодня за буграми,

      его из сердца не изъять,

      ко мне не ходит он с дарами,

      так может он кому-то зять.

      Он остается подневольно

      нелепой грустью в голове,

      и не поет он мысли сольно,

      второй он дует будто фен.

      А кто-то дует словно ветер,

      а кто сквозняк не по летам,

      а кто березе будет веткой?

      А кто подобием листам?

      «Лучший друг – собака – в кресле…»

      Лучший друг – собака – в кресле

      смотрит фильмы про собак.

      Черепахи с нею вместе,

      танцевали в ритм – гопак.

      В водной собственной стихии,

      глаза высунув едва,

      лапками танцуют или

      смотрят просто как сова.

      И собака, понимая,

      что экран – другая жизнь,

      к черепахам поднимает

      кверху лапу: «Ну, держись!»

      Черепашки испугались

      и нырнули глубоко,

      зашуршали вместо галек,

      но вздохнув уже легко.

      Пес улегся снова в кресло,

      где прослушивал он песни.

      «Тебя коснулась я едва…»

      Тебя коснулась я едва,

      и сердце в неге сладко сжалось.

      Сухая мокрая листва

      в деревьях важно задержалась.

      А я прошла сквозь бездну лет,

      сквозь годы тайные желаний,

      у осени простой полет,

      а я подобно грустной лани.

      Мне суждено так на роду:

      желанной быть и одинокой,

      сквозь всех мужчин я так пройду,

      они же стрельнут только оком.

      Останусь, как забытый лист,

      одна опять среди постели,

      и буду помнить чей-то лик,

      как листья желтые летели.

      Полнеба в тучах и дожде,

      полнеба в солнечной купели.

      Любимый, ты меня дождись,

      в своих желаньях страстной пены.

      «Вы не трус, вы милый Грусть, это плюс…»

      Вы не трус, вы милый Грусть, это плюс.

      Я судить вас не берусь, это Русь.

      Очень