Смысл жизни и ценность бытия. Священник Серафим Юрашевич

а Б.Л.Губман пишет, что «попыткой радикального избавления философии от ценностной проблематики стало постструктуралистское учение Дерриды, где аксиологические вопросы предстают как порождение фонологоцентристского строя европейской мысли» [50,с.342]. «Переоценкой ценностей» [65,с.45] именуется философия Дерриды также в монографии И. Ильина. Отметим, что английский философ Рональд Холл относит Дерриду к теоретикам постмодернизма [159,с.121], «особого умонастроения» [65,с.2], для которого, по мнению И. Быховской [29,с.19] и В. Гавела* [160,с.308], характерен глобальный аксиологический релятивизм. Важно помнить также, что «постмодернизм представляет собой ситуацию, в которой обозначающий (или обозначающее) заменяют собой обозначаемое как фокус ориентации и ценности» [164,с.103]. С другой стороны, Ницше, сказавший в свое время: «… ценность всех вещей да будет вновь установлена вами» [98,с.55], (см. также [29,с.19]), оказал значительное влияние на концепцию постмодернизма. О Ницше, как об одном «из любимых постмодернистских авторов» [43,с.93], пишет, к примеру, Татьяна Горичева. Таким образом, постмодернизм как время переоценки ценностей особенно удобен для анализа аксиологических концепций ХХ века. Не совсем ясны временные границы этого явления. Философ Ихаб Хассан возводит начало постмодернизма ко времени появления романа «Поминки по Финнегану» Джеймса Джойса (1939) [65,с.203], однако «большинство западных ученых… считают, что переход от модернизма к постмодернизму пришелся… на середину 50-х гг.» [65,с.203]. На этой дате мы остановимся, ограничив, таким образом, наше исследование периодом с 50-го года ХХ столетия до наших дней.

      Обсудим также смысл выражения «зарубежный философ». Действительно, кого следует считать «зарубежным философом», а кого – нет? Приведем примеры. Александр Кожев (Кожевников), влиятельный французский политик и философ русского происхождения, родился в довоенной Москве, эмигрировал, скончался во Франции. Как русский мыслитель, однако, он не упоминается ни в одном из известных нам текстов. Напротив, Т. Горичева ставит его в один ряд с «большинством французских философов» [37,с.25]. Аналогичным образом, философы и лингвисты Юлия Кристева и Цветан Тодоров, болгары по происхождению, несомненно принадлежат французской культуре, о чем пишет И. Ильин [65,с.120] и сама Ю. Кристева [85,с.161], с одной стороны, и автор рецензии на книгу «Введение в фантастическую литературу» [131], с другой.

      Поскольку с 70-х гг. Т. Горичева проживает на Западе, ее работам вполне может быть предоставлено одно из не самых последних мест в нашем сочинении.

      Остается нерешенным вопрос библиографии и ее структуры: следует ли нам уделять внимание только западным авторам? Если нет, то каким должно быть приблизительное соотношение между научными авторитетами Востока и Запада? В своей аксиологической библиографии, составленной преимущественно из книг западных ученых, МакЭван упоминает*, к примеру, лишь одну работу специалиста восточного происхождения – Т. Макигучи (Япония) [158,с.738]. Следуя в этом МакЭван,