Капли звездного света (сборник). Павел Амнуэль

сказал Володя и уселся прямо на мокрую землю. Я опустился на чемодан.

      – Помогу Анатолию, – сказал Гена и тоже полез под машину.

      Володя смотрел на меня, улыбался, и я не знал, грустно мне или хорошо. Не хотелось уезжать, тем более теперь, когда я уже все знал, когда все события прошедшего года встали на свои места, получили объяснение.

      Мы работали с вечера до утра. Маленький двадцатисантиметровый «Максутов» пялил в небо круглый глаз, и в окуляре появлялись звезды. Самую яркую из них я наводил на крест нитей, и Володя, сидевший на корточках перед космофоном, говорил:

      – Готово.

      Мы слушали звезды. Мы могли бы слушать каждую звезду неделю или год, но ровно через десять минут Гена, невидимый в темноте, выключал магнитофон, и все начиналось сначала.

      Утром у меня колотилось сердце, не хватало воздуха, я лежал и делал вид, что сплю, Володя делал вид, будто ничего не замечает, а Гена ворчал и ходил снимать ленты самописцев, потому что после нашего отъезда на станцию придут люди, которые действительно станут заниматься космическими лучами, а не решать психологические проблемы или слушать звезды.

      Однажды за обедом я потребовал объяснений. Напомнил Гене его слова, Володе – его недомолвки, заявил, что и сам догадываюсь кое о чем. Бугров поперхнулся, посмотрел на Гену грозным взглядом, потом сказал:

      – Ладно… Теперь можно.

      И я узнал. Неизвестно, кому принадлежала идея. Она была стара как мир: чтобы научиться плавать, нужно войти в воду. Чтобы стать ученым, нужно не только знать свое дело, нужно уметь думать, нужно гореть. Нужна мечта, идеал, такой, что для его достижения человек может выложиться весь, до последней молекулы. И тогда в университет пошли письма из разных концов страны. Письма были настоящими, изменился только канал передачи – на самом деле все письма были адресованы солидному научному журналу. Письма стали тестом – с их помощью студенты проверялись на мечту.

      Володя не знал, сколько человек было вовлечено в работу по программе. Наверняка много. Там были химики и историки, но астрономам повезло скорее.

      – Знания можно приобрести, когда есть интересная проблема, – сказал Володя. – Проблема – индикатор всего. Способности. Трудолюбие. Воля. Цельность. Мечта. Все. Если решил – отлично. Если нет, если сдался, если неурядицы свели с пути – значит, не выйдет ученого.

      – Ты хочешь сказать, что я выдержал? – усмехнулся я.

      Бугров хитро прищурился:

      – Два вопроса в порядке последнего испытания – можно?

      – Если действительно последнего…

      – Чего тебе хочется, Сережа?

      – Спать, – сказал я. – И дать в ухо Олегу: мог бы сказать мне раньше, я не маленький.

      – Не мог – чистота эксперимента. И это все?

      – Ты же знаешь, – удивился я. – Зачем спрашивать? Голос вселенной.

      – И второе. Университет. В сентябре ты можешь вернуться к занятиям. На следующий курс.

      Этого я не ожидал. Вернуться? Я вспомнил, какое у Одуванчика было лицо, когда он сообщал мне об отчислении, – усмешку