Капли звездного света (сборник). Павел Амнуэль

«Заря», который был ему нужен, не вышел еще из ремонта, и Саморуков полчаса стоял у меня над душой, смотрел, как я впаиваю сопротивления.

      – Почему бы вам не уволиться? – спросил он.

      Так я и оказался в его лаборатории. Убеждать Саморуков умел. Он даже не дал мне времени на раздумья. Присматриваться я начал уже здесь, в горах, вступив в должность старшего инженера. Все казалось необычным, новым, интересным, а тут еще сон мой сегодняшний – как мечта, зовущая к себе.

      Я так и не понял по схеме, что там могло сгореть. Натянул свитер, вышел из дома и словно окунулся в холодное молоко. Туман вскоре стал не таким уж густым, я различал даже кроны деревьев на вершине Медвежьего Уха – небольшой горы, у подножия которой расположилась обсерватория. Смутно проступала башня Четырехметрового, отгороженная от поселка узким овражком.

      Из тумана вынырнула долговязая фигура, сутулая, нелепо размахивающая длинными руками.

      – А у нас по утрам туман, – пропел Юра Рывчин, поравнявшись со мной.

      Юра – наш аспирант, то есть аспирант Саморукова. Он закончил диссертацию и теперь досиживает свой аспирантский срок в ожидании очереди на защиту. Энергия у него неуемная, вечно он носится с новой идеей, вечно выпрашивает у кого-нибудь время на «Наири-2».

      – В главный корпус? – спросил Юра.

      Я кивнул, зябко поежившись. От каждого лишнего движения вода проливалась за воротник, и я шел, втянув голову в плечи.

      – Какой-то остряк, – продолжал Юра, – написал в рекламном проспекте обсерватории, что у нас двести восемьдесят ясных ночей в году. А туманы весной и осенью – вот тебе еще сотня ночей! Плюс ночи ясные наполовину – тоже примерно сотня. Получается, что год у нас продолжается суток шестьсот – как на Марсе…

      В лаборатории горел свет – то ли не выключали с вечера, то ли включили по случаю тумана. Микрофотометр стоял с поднятым кожухом, и я полез в его чрево, как хирург во внутренности оперируемого. Поломка оказалась непростой, и когда я сделал, наконец, последнюю пайку, свет лампочки над моей головой скорее угадывался. Стоял такой ослепительно голубой яркий августовский полдень, будто звезда из моего сна неожиданно взошла на земном небе.

      Я вышел из лаборатории и тут же увидел Ларису.

      Первое, о чем я подумал, – замок и солнце! Должно же было что-то случиться сегодня… Лариса шла по коридору в мою сторону, а рядом пристроился Юра и травил байки. На лице Ларисы – знакомое мне с детства ироническое выражение, светлые волосы волнами разбросаны по плечам. Юра мельком взглянул на меня, но, пройдя мимо, обернулся и посмотрел внимательно – представляю, какое у меня было лицо. Я медленно двинулся вслед, и только теперь вопросы зашевелились у меня в голове. Откуда? Как? Почему? Что нужно Ларисе в обсерватории и куда делся этот пижон, ее муж?

      За поворотом коридора Валера, сонно прищурившись, изучал стенгазету «Астрофизик». Я остановился рядом и тупо смотрел на фотографию лабораторного корпуса… Лариса здесь. Мы учились вместе – с пятого