Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст. Гай Юлий Орловский

обрамление дверного входа. Хотя, может быть, выдаю желаемое за действительное. Столкнувшись с разрастающимися размерами земель, где пасусь, старательно ищу возможности передвигаться быстрее и без особых усилий, вот и высматриваю то, на что раньше не обращал внимания.

      Из-за двери, мимо которой идем, неожиданно донеслись грохот и лязг, я услышал даже рев большого и явно опасного зверя. Алвима даже не повела бровью, а я на ходу чуть приоткрыл дверь, отпрянул.

      Рыцарь в полтора моих роста, весь в железе с головы до ног так, что даже не видно глаз в прорези шлема, ожесточенно дерется с львом тоже великанских размеров. Хотя нет, не лев, только морда львиная, а тело покрыто чешуей с металлическим блеском.

      Алвима остановилась дальше в коридоре и повернулась ко мне, на лице нетерпение. Я хотел сообщить такую вот новость, а то глухая, не слышит, но рыцарь и лев в схватке сдвинулись к стене, и у меня перехватило дыхание, когда рыцарь задел локтем стену и… тот вошел в нее с легкостью, но при замахе снова появился, словно был не в плотном камне, а просто вне поля моего зрения.

      Я прикрыл дверь и догнал Алвиму. Она перехватила мой встревоженный взгляд, я сделал вид, что ничего, каждый день такое вижу, привык даже.

      – Призраки, – произнесла она безучастно. – Безобидные.

      – Как часто?

      – Раз в неделю, – ответила она. – Это недолго. Несколько минут, потом все исчезает…

      – Кто побеждает?

      – По-разному. Один раз откуда-то бросили букет цветов, рыцарь нагнулся за ним, а лев прыгнул сверху, повалил и растерзал…

      – Но на следующий раз дрались как ни в чем не бывало?

      Она взглянула на меня искоса.

      – Да. Ты такие уже видел?

      – Конечно, – ответил я малость свысока. – Только не обрывки, а целиком. Ладно, пойдем, нас многое старается отвлечь от наших целей. Конечно же, великих.

      Она снова покосилась в мою сторону с вопросом в глазах, но промолчала.

      Я пил кофе, что-то снова много пью, а она рассказывала так же искренне и просто, как и все, что говорила и делала:

      – Когда-то нас была горстка, как и гешидов, но мир стал теплее или добрее к нам… и теперь у нас много людей и много отважных воинов. Правда, еще больше их у юнашитов, а тех когда-то, как помнят старики, было всего трое из всего рода…

      – Стало много людей, – сказал я понимающе, – и начались войны за пастбища, за земли, за власть?

      Он кивнула.

      – Да. Нас меньше всех, но Торадз дрался всегда отважно. Правда, если бы замок не был защищен пропастью, то, возможно, мы бы уже погибли…

      Ее лицо оставалось спокойным, а голос звучал ровно, словно говорила не о близкой гибели всего ее народа, а рассказывала, сколько шерсти собрали с овец. Никаких обид, всем нужна земля прежде всего для своего народа, они точно так же теснили бы юнашитов и гешидов, если бы тех оказалось меньше.

      Ничего личного, простая дарвиновская конкуренция, выживает сильнейший. Никаких обид, никаких претензий.

      – Гешиты и юнашиты, – спросил я, – в родстве?

      – Да, – сказала она, – два рода от родных братьев Турганлая. Мы тоже в