Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст. Гай Юлий Орловский

сказал я. – А вдруг он решил драться честно?

      Он снова пожал плечами:

      – С чего бы? Главное – победа. А уж как…

      Я поинтересовался:

      – А как же идеалы? Мораль?.. Праведная жизнь, благородное оружие…

      – Это ушло, – ответил он, – когда церковь… отступила.

      Я всмотрелся в него внимательно.

      – Ого, ты не совсем деревенский хвостокрутитель. Что знаешь, говори.

      Он пробормотал:

      – Я слышал, вы из дальних краев… Но… в самом деле не знаете?

      – Я знаю много чего другого, – ответил я резко. – Потому правлю здесь я, а также задаю вопросы тоже я.

      Он испуганно втянул голову в плечи. Я по-хозяйски смахнул с ближайшей табуретки скатанные в тугие рулоны грамоты, сел и уставился на него требовательными глазами.

      Ему, понятно, сесть не предложил, хотя душа интеллигента и требует, но нужно дать понять, что и в этой лаборатории хозяин я, а он всего лишь нанятое помогать и даже что-то делать самостоятельно существо.

      Из его рассказа, сбивчивого, но достаточно грамотного, выяснилось, что армия Карла в разгроме церкви ни при чем, та проиграла битву за души еще раньше, когда здесь местные взялись слишком рьяно строить Царство Небесное. И драгоценности швыряли в огонь, и украшения, со слезами давая обеты жить бедно и праведно, как завещал Христос, но энтузиазм проходит, через несколько то ли лет, то ли десятилетий бедности и праведности переели настолько, что маятник качнулся в другую сторону.

      Ярость людей, посчитавших себя обманутыми, была так велика, что убили всех священников, кому не удалось спрятаться или бежать, все церкви сперва превратили в общественные склады, а потом самые мелкие разрушили, чтоб не напоминали о позоре. Часовен теперь вообще ни одной, ибо приспособить под что-то полезное не удалось.

      Потому и с Карлом, еще задолго до того, как подошли его войска, наладили контакт, и он не стал вводить сюда армию, довольствуясь крупными отрядами добровольцев, влившихся в его войско.

      Я выслушал, оглядел его критически. Парень хил телом, но не глуп, излагает грамотно, а главное – самое важное, опуская детали, которые как раз заинтересовали бы другого слушателя.

      – Каковы успехи в колдовстве?

      Он развел руками:

      – Как и догадываетесь, господин, не больше, чем у других собирателей древностей.

      Я бегло осмотрел помещение, прошел вдоль стен. Везде одни и те же черепа, отрубленные кисти рук, почему-то им приписывают целебные свойства, засушенные и мумифицированные тельца мелких животных, реторты, кувшины медные, чугунные и два серебряных, с десяток ступок разного размера, в некоторых еще остатки истолченной травы или растворов, перепачканные пестики, сложенные в беспорядке древние книги, почти все в медных и латунных переплетах…

      – Ладно, – сказал я, – не мое это дело. Я предпочитаю мчаться на горячем коне и с плеча рубить врага.

      Он посмотрел на мое гордое надменное лицо господина, покорно опустил взгляд.

      – А ты, – сказал я, – смотри у меня… А это что у тебя?

      Он проследил за моим взглядом, я неотрывно смотрел