Эффект безмолвия. Андрей Викторович Дробот

если дадите добро.

      Работая в административной системе, Лизадков знал, что любая шестеренка должна вращаться от того, что ее вращает другая – более ведущая. Он не любил самостоятельное вращение снизу, заставлявшее ведущих напрягаться.

      – Сколько скупили? – осторожно спросил он.

      – Более ста экземпляров, – бойко ответила Ховк и еще раз добавила. – И готовы продолжать.

      – Кто приказывал? – спросил он так же осторожно, но с той интонацией, по которой и ребенок сообразит, что получит наказание.

      – Так Семен Петрович же сказал: сами дали деньги, сами и исправляйте? – испуганно вопросила Ховк.

      – Он же не сказал: покупать, – съязвил Лизадков.

      – Ну, так…, – неуверенно произнесла Ховк.

      – Вы даете деньги на следующий тираж, – крикнул в трубку Лизадков. – Он вам и больше продаст, только попросите.

      – Так покупать книги, или не надо? – уже всерьез испугалась Ховк, чувствуя, что совершила ошибку. – Люди же скупят.

      – Кто их купит, кроме таких дур?! – не выдержал Лизадков. – Вы не знаете жителей, за которыми убирают ваши дворники и уборщики? От культуры здешнего населения подъезды уже не отмыть, а леса не очистить. Это рабочий город, а не библиотека.

      ***

      Мысль в душе или мозге, как хотите, проходит ряд согласований по отдельным кабинетам, где находятся цензоры жизни, знатоки, и стоит одному из них отвлечься на бытовую неустроенность, конфликт и т.д., как мысль останется недоделанной или загубленной. Это и приводит к ошибкам. Не отвлекайте цензоров жизни суетой, а тем – не увольняйте.

      КОЛДОВСТВО

      «Я должен быть благодарен тем силам, которые подарили мне меня, но ввиду сложности выявления этих волшебников, мне приходится быть благодарным небу».

      В квартиру, свет из которой уже высосала полутьма, разлившаяся на улице, пришел Квашняков. Шея его была перекручена, словно голова сделала несколько оборотов, да так и осталась. На лице застыло горе. Руки нервно сжимали книгу Алика.

      – Ты зачем это написал? – в голосе Квашнякова звучал даже не упрек, а смертельная обида.

      – Не огорчайтесь, – попросил Алик. – Возможно, книга не дойдет до читателя в этом городе, Хамовский скупит тираж. Если нет – то только тогда…

      Спустя короткое время после этого разговора Алик, прогуливаясь по проспекту, заметил яркую ленту, какой ограждают места происшествия. За ней на корточках сидели милиционеры. Алик полюбопытствовал:

      – Что произошло?

      – Человеку сильно плохо, – ответили ему.

      Этим человеком был Квашняков. Алик не разглядел его, лежащего на земле, страшился видеть его. Он чувствовал, что тот умирает, и душа вот-вот покинет тело и устремится искать того, кто виновен в его смерти…

      Алик быстрым шагом пошел прочь, но чем дальше отходил от места печального возлежания Квашнякова, тем больше понимал, что не помер Квашняков и, скорее всего, не помрет, да и сам Алик не желал ему погибели, но притворился Квашняков. Он вымаливал смертельную для врагов жалость Хамовского.

      Следующая встреча состоялась спустя две недели.

      Квашняков