Сообщение. Бахыт Кенжеев

доски,

      и, простодушному на радость,

      как только кликаешь на них,

      вдруг вспыхивают, растворяясь

      в снах, в переулках золотых,

      там, где, увы, обрюзгло сердце,

      где лень дышать, где все путем:

      Шекспир в могиле, а Проперций

      в чистилище. Сухим листом

      летит письмо в эфире тонком,

      сквозь космос, выдутый насквозь,

      поскольку каждый был ребенком,

      поскольку время пронеслось

      так быстро, что пожать плечами —

      все, что осталось. «Исчезай, —

      игрок лепечет без печали, —

      мой шар, пропащий мой, прощай,

      не обессудь».

      А вот и почта.

      Она пришла на радость нам.

      Проверим, хмыкнем – как нарочно —

      все, как и ожидалось, спам.

      Виагра, порно, лотереи

      фальшивые. Но мы хитрее —

      Бог с ним, с компьютером. Заснем,

      сопя. Подумаешь, бином

      Невтона. Спели, отыграли.

      Твердеют звезды января,

      и зеркало в дубовой раме

      горит, мерцая и царя.

      Ртуть, друг мой, ужаса не знает,

      у серебра пощады нет —

      лишь равнодушно отражают

      слепящий свет.

      И получатель слов случайных

      уже зевает перед сном,

      и режет хлеб, и ставит чайник,

      любуясь газовым огнем.

      Три стихотворения

      I.

      …и здесь, благословенная богами,

      цвела империя, где правил раб и льстец.

      Обогащались, важничали, лгали,

      не плакали – и вышли наконец

      в края руин, в загробный мир сверхтонких

      взаимодействий. Красный туф и тут

      стареет медленно в зеленой пленке

      лишайника. Крестьянский труд

      убог, тяжел. И, смерть одолевая,

      темна и хороша,

      плывет болотами чужая, но живая,

      больная, но душа.

      А толстобрюхий в глиняной ограде

      хохочет, прост,

      и ласточек прикармливает ради

      съедобных гнезд.

      Как их нехитрый хор звенит, не отпуская!

      Очнемся и нальем,

      пока на волнолом бежит волна морская

      проворным хрусталем.

      II.

      Над военным мемориалом лучи гражданского солнца прямее,

      чем вьющаяся зеленая бронза памятников. В ряд

      низкорослые мертвые рядовые, оседлав тучного

      мирового змея,

      плывут по воздушному минному полю, ориентируясь на закат.

      Время темнеет от времени, словно осадок в пиале

      зеленого чая,

      Засиделись мы, заговорились, зацарствовались допоздна.

      Догорают, потрескивая, священные свитки, кое-как освещая

      Чьи-то курчавые, неудобопроизносимые имена.

      И сыплются наземь, как семена, прилагательные:

      тленный, пленный,

      Черноглазый, смуглый, березовый, шелковый. Нет так нет.

      Левитируй, безумный волк, архитектор бумажной вселенной.

      Может статься,