День, когда мы были счастливы. Джорджия Хантер

обнимает себя обеими руками, морщась, когда что-то тяжелое падает на пол с характерным звуком.

      – Сволочи, – шепчет Генек себе под нос. – Что они о себе возомнили…

      Херта встречается с ним взглядом.

      – Не надо, услышат, – шепчет она.

      Генек прикусывает язык, тяжело дыша через раздувающиеся ноздри. Молчание стоит ему неимоверных усилий. Он ходит взад-вперед, уперев руки в бока. Внутренний юрист велит потребовать показать ордер – он не может быть настоящим, – но что-то подсказывает ему, что ничего хорошего из этого не выйдет.

      Через несколько минут толпа мужчин в форме снова собирается у двери. Они стоят, ноги на ширине плеч, выпятив грудь, как петухи, все еще сжимая свое оружие. Командир тычет пальцем в Генека:

      – Курк, мы забираем вас на допрос.

      – За что? – спрашивает Генек сквозь зубы. – Я ничего не сделал.

      – Просто несколько вопросов.

      Генек сердито смотрит на русского сверху вниз, наслаждаясь тем, что выше него на целую голову, так что офицер вынужден поднимать свою, чтобы посмотреть ему в глаза.

      – И потом я смогу вернуться домой?

      – Да.

      Херта делает шаг вперед.

      – Я иду с тобой.

      Это утверждение, ее тон не терпит возражений. Генек смотрит на нее, обдумывая аргументы, но она права: лучше, если она пойдет. Что, если НКВД вернется?

      – Она идет со мной, – говорит Генек.

      – Хорошо.

      – Нам надо одеться, – говорит Херта.

      Офицер смотрит на часы и показывает на пальцах:

      – У вас три минуты.

      В спальне Генек надевает брюки и рубашку. Херта застегивает молнию юбки и наклоняется достать из-под кровати чемодан.

      – На всякий случай, – говорит она. – Кто знает, когда мы вернемся.

      Генек кивает и достает свой чемодан. Не хочется признавать, но Херта может оказаться права, предполагая худшее. Он кладет в чемодан нижнее белье, новенькие армейские ботинки, фотографию родителей, карманный нож, черепаховый гребень, колоду карт, записную книжку. Достает из халата бумажник и перекладывает его в карман брюк. Херта берет маленькую стопку чулок, белье, щетку для волос, две пары брюк, шерстяную кофту. В последнюю минуту они решают взять зимние пальто, затем спешат по коридору в кухню забрать из кладовки остатки хлеба, яблоко и немного соленой рыбы.

      – Кошелек, – шепчет Херта. – Чуть не забыла.

      Она возвращается в спальню. Генек идет за ней, хмурясь, потому что его собственный бумажник почти пуст.

      – На выход! – рявкает офицер из прихожей.

      – Нашла? – спрашивает Генек. Но Херта не отвечает. Она стоит у раскрытой двери шкафа, обхватив руками голову, каштановые волосы струятся между пальцев.

      – Его нет, – шепчет она.

      Генек подносит кулак ко рту, чтобы не выругаться.

      – Что в нем было?

      – Мое удостоверение, деньги… много денег, – Херта касается левого запястья. – Часы тоже пропали. Они лежали… кажется, на тумбочке.

      – Гады, – шепчет Генек.

      Офицер кричит еще раз, и Генек