Войны за Иисуса: Как церковь решала, во что верить. Филипп Дженкинс

с этим вопросе: какие человеческие элементы в нем остались – и остались ли они вообще? Уже к 200 году иудеохристианские группы, видевшие во Христе исключительно человека, стали крайне малочисленными и изолированными. Жаркая схватка шла вокруг совершенно иного вопроса: можно ли считать Христа человеком?

      Четвертый век

      Новые битвы Никеи

      Вопрос о том, в какой мере Христос един с Богом Отцом, породил так называемый арианский кризис. Священник Арий соглашался с тем, что Христос был могущественным и святым и принадлежал к сверхъестественному миру, однако, думал он, поскольку Отец сотворил его в определенный момент, мы не можем считать Христа в равной мере божественным. Его оппоненты, во главе которых стоял Афанасий из Египта, с неменьшей страстью верили в то, что Христос совершенно равен Отцу, что он часть триединого Бога и всегда обладал этим статусом. Ортодоксы лаконично выразили свою позицию в виде лозунга, который можно перевести примерно так: «Никогда не было такого было, когда Его не было»[62]. Как это нередко бывает в подобных философских схватках, мнения двух противоборствующих сторон не так уж существенно отличались одно от другого. И ариане, и сторонники Афанасия считали, что Иисус тесно связан с Отцом и существовал до создания вселенной. Афанасий утверждал, что Христос единосущен (homoousios) Отцу, Арий же думал, что он подобен (homoiousios) Отцу, но не тождественен ему. Вся разница заключалась в одной-единственной букве.

      Афанасий одержал великую победу в этой битве, однако его триумф одновременно открыл дорогу для христологии одной природы. В 325 году Никейский собор осудил взгляды Ария как еретические. Собор выразил свои убеждения в следующем Символе веры:

      [Веруем] во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, рожденного от Отца, т. е. из сущности [ousia] Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, Отцу единосущного [homoousios], чрез Которого все произошло как на небе, так и на земле. Ради нас, человеков, и ради нашего спасения нисшедшего, воплотившегося [sarkothenta] и вочеловечившегося [enanthropesanta]…[63]

      Никейский собор стал славной легендой истории церкви – воспоминанием о победе только что провозглашенной ортодоксии. Хотя на то, чтобы утвердить мнение Афанасия во всей церкви, ушли века (скажем, в VI веке готы и лангобарды, исповедующие арианство, правили значительной частью Западной Европы), в итоге оно восторжествовало. Даже в наши дни сотни миллионов людей, посещающих церкви с традиционным богослужением, слышат об этой доктрине еженедельно, когда на любом языке произносят Символ веры, где говорится, что Христос единосущен Отцу. Однако Никея не положила конец богословским спорам, но скорее, напротив, привела к появлению новых полей сражений. К концу IV века основная часть церкви достигла согласия по вопросам о природе Бога и о Троице, но теперь разгорелись битвы вокруг природы Христа. Эти христологические споры были главными спорами V века

62

Лозунг «Никогда не было…» из John Bowden, «Christology» in John Bowden, ed., Encyclopedia of Christianity (New York: Oxford Univ. Press, 2005), 220; Rowan Williams, Arius, rev. ed. (Grand Rapids: Eerdmans, 2002); Thomas C. Ferguson, The Past Is Prologue (Leiden: Brill, 2005); J. Rebecca Lyman, «Arius and Arians», in Harvey and Hunter, Oxford Handbook of Early Christian Studies, 237—57.

63

J. N. D. Kelly, Early Christian Creeds, 3rd ed. (New York: Longman, 1981, originally published 1972). О Никейском соборе см. Timothy D. Barnes, Constantine and Eusebius (Cambridge, MA: Harvard Univ. Press, 1981); Timothy D. Barnes, Athanasius and Constantius (Cambridge, MA: Harvard Univ. Press, 1993); John Behr, The Way to Nicaea (Crestwood, NY: St. Vladimir’s Seminary Press, 2001); Mark Edwards, «The First Council of Nicaea», in Mitchell and Young, Cambridge History of Christianity, 552–567; Lewis Ayres, Nicaea and Its Legacy (New York: Oxford Univ. Press, 2006).