Жернова истории. Андрей Колганов

государственные дачи для руководящих работников. Но разыскивать эти исторические места у меня не было никакого желания. Я просто гулял, наслаждаясь неброской красотой осенней природы Центральной России.

      Погода уже с утра сильно испортилась. Тепло, стоявшее всю прошлую неделю, ушло, и серые тучи, гонимые холодным ветром, грозили пролиться на меня дождем. Тем не менее настроение было довольно бодрым, и я, подняв воротник и поплотнее нахлобучив кепку, энергично шагал и шагал по проселкам и тропкам, уже начавшим покрываться первой слегка желтеющей листвой, хотя деревья вокруг казались все еще почти такими же зелеными, как и летом.

      Изрядно утомленный, дотопал в конце концов в район Калужской заставы, к Нескучному саду, где отыскал какое-то заведение, предоставившее мне обед. Набив желудок пищей и немного передохнув, вышел, не торопясь, к трамвайной линии. После некоторого ожидания дребезжащий, то и дело позванивающий на ходу вагончик потащил меня к Садовому кольцу, а потом через старый Крымский мост (не тот, подвесной, что высится на его месте в покинутом мною времени). По правую руку от меня никакого памятника Петру работы приснопамятного Церетели, само собой, не наблюдалось, но вот красно-кирпичные корпуса товарищества «Эйнемъ» (то есть «Красного Октября») видны были довольно хорошо. Дальше трамвай двинулся мимо Провиантских складов по Садовому кольцу к Пречистенке. А там уже рукой подать до Левшинского. К этому времени начал моросить противный мелкий дождик, но дом был совсем рядом, так что пальто мое не успело как следует намокнуть.

      Выходные, можно сказать, прошли с пользой. Однако дома после приятного отдыха в постели, логично завершившего утомительную прогулку и последующий обед (даже поспал с удовольствием минут сорок), мне начали лезть в голову мысли. Такие, можно сказать, увесистые.

      «Ну хорошо, – думал я. – Первый шаг ты просчитал. Допустим даже, у тебя все пройдет гладко, и первой большой партийной склоки конца 1923 – начала 1924 года удастся избежать. Ну хотя бы частично. Допустим! Но дальше-то что?

      Дальше надо расколоть «тройку» Зиновьев – Каменев – Сталин и сломать устойчивое большинство (подчеркну: любое устойчивое большинство) в Политбюро. Ага, щазз! Так они и побежали дружно раскалываться. Нет, я примерно представляю, что им подкинуть такое, чтобы они не просто утратили доверие друг к другу – этого доверия у них и сейчас ни на грамм нету, – но и убедились в том, что «союзника» надо срочно зажать в угол, чтобы самому не оказаться зажатым там же. Это-то как раз не самое сложное. Подходов у меня ни к кому из них нет, вот в чем беда!»

      Потом мои мысли приняли несколько иное направление.

      «А даже если бы и были у меня подходы? – спросил я сам себя. – Я и так собираюсь перед Троцким засветиться. Если же засветиться еще и перед этими, то сколько им понадобится времени вычислить, что есть такой странный тип Виктор Валентинович Осецкий, который вдруг ни с того с сего принялся толкать под локоток членов Политбюро, выстраивая