Психика и сознание: два языка культуры. Книга 1. Капли океана. Анатолий Андреев

в подобной плоскости – свидетельство вульгарности, то есть недостаточной диалектичности подхода); он и «лучше» и «хуже» (смотря в каком отношении), он не может заменить художника и не может обойтись без него. Не существует такой выверенной шкалы, которая однозначно ориентировала бы нас на некий правильный, райский курс. Избрав одно достоинство – теряешь другое. Получив в чем-то бесспорные преимущества, осознав себя центром вселенной, человек получает в одном пакете с новообретеннымм дарами и многократно увеличенную в размерах ахиллесову пяту. Вот наиболее очевидные плюсы-минусы.

      Во-первых, научившись правильно оценивать реальную ситуацию, мыслитель лишается идеологической защиты, которая, будучи плохим способом познания, достаточно эффективно выполняет именно защитные функции.

      Во-вторых, он лишает себя удовольствия разделять общество с единоверцами, поскольку становится слишком умным, чтобы быть под защитой глупости (классический эффект «горя от ума»).

      В-третьих, усиление интеллекта, все более увеличивающего разрыв между мыслителем и художником, чревато своего рода философским идиотизмом, т. е. презрением к жизни как таковой. Проще говоря – чревато гибелью.

      В новой ситуации мы получаем не безмятежное и благостное состояние духа (его-то мы как раз оставляем за порогом – в обмен на право жить умом), а сплошной клубок противоречий, относительно разобраться в котором можно только посвященному (то есть мыслителю, кому ж еще?).

      Если мы, убоявшись мудрости, от которой больше печали, нежели духовного комфорта, решимся предпочесть художественное «освоение жизни», то мы должны иметь в виду следующее. Художник подпитывается чувствами толпы, «своего народа» – и одаривает свой народ усовершенствованными и актуальными моделями тех же чувств и переживаний. Хочешь быть популярным – соответствуй духовному калибру аудитории; хочешь соответствовать веяниям времени – будь готов пафосно отрекаться от вчерашних иллюзий и вдохновенно разделять иллюзии дня сегодняшнего, готовя тем самым почвы пафосного отрицания последующим поколениям художников. Если мыслитель пытается смотреть на все с точки зрения вечности, то художник по природе своей стремится жить одним днем. («Жизнь коротка, искусство вечно» в таком случае становится парадоксом, смысл которого, впрочем, легко объяснить: вечным становится ведь именно то искусство, которое умеет жить одним днем или: пропуском в вечность служит умение остановить мгновенье.) Способность к моральной пластичности и гибкости (вот она, фора чрезмерно психологичных натур, тяготеющих к артистизму) позволяет художнику без особых угрызений изымать из джентльменского набора негнущийся моральный стержень, поэтому в нравственном плане художники очень часто оказываются если не грязелюбами, то, во всяком случае, беспринципными лицедеями, меняющими маску на заказ в зависимости от обстоятельств.

      Можно упрекать их за это, а можно понять, что имитаторы