Психика и сознание: два языка культуры. Книга 1. Капли океана. Анатолий Андреев

иллюзиями. Философия противопоставляет смерти не страх и стихийную жизненную силу (наивные способы «запугать», отодвинуть смерть и продолжить, спасти жизнь), а бесстрастное понимание, познание. То, что способно бояться, не вошло в состав философии, а если вошло, то такая «философия» превращается в метафору.

      Анализ – антипод жизни, поэтому он же в известном смысле есть форма смерти. Вот почему заниматься всерьез философией и любить это – невозможно (случаи явной патологии я рассматриваю как аргумент в пользу данного тезиса). Можно заниматься историей философии, философскими аспектами различных сфер общественного сознания. Но «заниматься» философией как таковой (не трепаться, а жить, существовать в режиме мудрости) – не представляется возможным.

      Возражений, разумеется, последует множество. Проблема, однако, в том, что часто выдаваемое за философию и философов на самом деле не является таковым. Практически всегда мы имеем дело с идеологией, подаваемой как философия. Феномен философии для массового сознания такой же миф, как и все остальное в поп-культуре.

      Философов – единицы, и, как правило, им, оберегающим жизнь от философии, нечего сказать людям. Сказать можно разве что во имя истины; но во имя истины можно и помолчать. Результат – не меняется.

      Тот же, кто активно рассуждает, одаривая людей новыми рецептами счастья, – либо идеолог-шарлатан, либо интеллектуальный молокосос. Он сражается со смертью. Он еще не понимает, что рецептов спасения, по большому счету, нет. Как нет, впрочем, и абсолютной смерти.

* * *

      Любой гимн жизни – это гимн силам души, не рассуждающей витальной мощи, непобедимой стихии инстинктов. Молодость, весна, сила природы – становятся источниками глупостей, которые мы поэтизируем, всячески приветствуем, которым умиляемся. Поэтому «поэзия должна быть глуповата», искусство, религия – все то, что обслуживает потребность души – должно быть глуповато, ибо жизнь и глупость – две вещи нераздельные.

      Жизнь зарождалась помимо интеллекта, развивалась не по его указке. И теперь, когда ум «понял» жизнь, в самой жизни мало что изменилось. Поэтому самое большое наказание жизнелюбивому существу – это интеллект.

      Но не все так просто. Жизнь не случайно породила своего антипода-могильщика. Мудреем-то мы к старости, к смерти. Чем меньше в нас клокочет жизни – тем более становимся мы умудренными. Однако в пору зрелости ум, слуга вечности, оттеняет глупость жизни, придает ей космическое самосознание. Действительным дитем природы, как ни странно, ощущают себя умные люди. Так интеллект повенчан с жизнью, он не только не мешает ей, но вносит новые, удивительно «терпкие» краски в палитру глупости-жизни.

      Если же ум губит жизнь или противостоит ей, не находя точек соприкосновения, – это еще не основание для того, чтобы вынести «холодному» уму приговор, который бы узаконивал отлучение его от неконтролируемой жизненной стихии. Противостояние психической энергетике еще не превращает ум во врага жизни. Все зависит от того, как будет и