Яйца, бобы и лепешки. Пелам Вудхаус

Не знал, что женатые люди радуются жизни.

      – Большей частью они и не радуются. Но у Бинго – счастливый брак. Прямо голубки!

      – А по спине хлопать не стоит.

      – Ты не все знаешь. Он хлопает не от злости. Ему удалось спастись от большой беды, от семейной драмы.

      – Они же голубки!

      – Да. Но и у голубков бывают случаи, когда голубица кидается на партнера. Если бы эта Рози кинулась на Бинго, она бы не утихла к золотой свадьбе. Вообще-то она ничего, приятная, но женщины – это женщины! Словом, Бинго избежал страшной участи, и я понимаю, зачем он поет.

      Началось это утром, когда Бинго вернулся в гнездышко, выгуляв собачку, и пытался удержать зонтик на кончике носа, а жена его вышла из своей комнаты, вдумчиво хмурясь.

      – А, вот ты где! – сказала она. – Ты бывал в Монте-Карло?

      Бинго заморгал; она коснулась больного места. Больше всего на свете ему хотелось поехать именно туда, поскольку у него была абсолютно верная система, но людям женатым в такие места не попасть.

      – Нет, – не без грусти ответил он, но тут же ожил. – Смотри! Ставим зонтик… держим…

      – Я хочу, – сказала жена, – чтобы ты немедленно туда поехал.

      Зонтик упал. Бинго вздрогнул. Мгновение-другое ему казалось, что он видит дивный сон.

      – Мне нужно для книги, – объяснила Рози. – Понимаешь, местный колорит.

      Бинго ее понял, они часто говорили об этом колорите. Если пишешь роман, без него не обойтись, читатель слишком много знает. Напутаешь что-нибудь – и пожалуйста, гневные письма. «Известно ли Вам, глубокоуважаемая N.?»

      – Сама я не могу, – продолжала Рози. – У нас в пятницу званый ужин, в тот вторник – ленч в честь Кэрри Мелроз Бопп, американской романистки. Я вот-вот дойду до сцены, где лорд Питер Шипберн срывает банк. Ты не съездишь, кроличек?

      Бинго понял, что ощущал Израиль, когда сверху посыпалась манна.

      – Конечно, старушка, конечно! – вскричал он. – Да я… – Тут голос его сорвался. Он вспомнил, что у него нет денег.

      Две недели назад он поставил последний пенни на лошадь по имени Плясунья, которая добежала до финиша в половине третьего, если мы назовем это бегом.

      Бинго грешен тем, что позволяет суеверию победить холодный разум. Он прекрасно знал цену Плясунье, но накануне скачек увидел во сне, как дядя Уилберфорс танцует румбу у входа в Либеральный клуб. Что ж, и проиграл.

      Теперь он замялся, но вскоре отошел. Рози, прикинул он, не пошлет его в тяжелый поход без соответствующих ресурсов.

      – Еду, еду, еду! – зачастил он. – Завтра и отправлюсь. Сотни фунтов хватит, я думаю, а две – еще лучше, что же до трех…

      – Нет-нет, – возразила Рози. – Деньги тебе не понадобятся.

      Бинго дернулся, как страус, проглотивший дверную ручку.

      – Н-н-не по-на?..

      – Разве что фунтик-другой на чаевые. Я все устрою. Дора Сперджен – в Каннах, она тебе закажет номер в Монте-Карло, а счета отошлет в мой банк.

      – Мне казалось, – глухо начал Бинго, – что я должен изучить нравы международных шпионов и дам под вуалью. Это недешево. Шпионы, хо-хо! Да они непрестанно пьют шампанское.

      – Ничего, шпионов я представляю, – отвечала Рози. – Мне нужен местный колорит. Как выглядят залы, и тому подобное. Если у тебя будут деньги, ты впадешь в искушение.

      – Кто, я?! – возмутился Бинго. – Ну, знаешь!

      Рози раскаялась:

      – Прости, мышоночек. Я не хотела тебя обидеть. Но все-таки без денег лучше.

      Теперь вы не удивитесь, что несчастный Бинго еле доел курицу и не прикоснулся к рулету. Однако разум его работал как динамо. Деньги надо раздобыть. Но как? Как, я вас спрашиваю?

      Мало кто решится дать ему в долг, положение его знают. Конечно, дяде уже под девяносто, а человек не вечен, но пока там что, денег нет.

      Надежда оставалась одна – Пуффи Проссер. Да, он прижимист, но очень богат, что и требуется. Под вечер Бинго заглянул в клуб и узнал, что Пуффи там нету. Боль была настолько сильна, что пришлось подкрепиться. Увидев его, я был поражен сходством с несвежей рыбой, спросил, в чем дело, и он откликнулся:

      – Ты не мог бы одолжить мне фунтов двадцать – двадцать пять? Лучше тридцать.

      – Не мог бы, – честно сказал я, и он тяжко вздохнул.

      – Вот она, жизнь! – развил он тему. – Богатство просто лезет в руки, а начать дело не на что. Слыхал о таком Гарсии?

      – Не доводилось.

      – Буквально разорил Монте-Карло. А про Дарнборо слышал?

      – Нет.

      – Меньше восьмидесяти трех тысяч не брал. А про Оуэрса?

      – Тоже не слышал.

      – Выигрывал двадцать лет подряд. Как на работу ездили, все трое. Но куда их системе до моей! А, черт…

      Когда человек в таком отчаянии, его ничем не утешишь. Я несмело предложил заложить какой-нибудь пустячок, предположим – портсигар, но тут же выяснилось, что он не золотой,