Дыхание земли. Роксана Гедеон

вас что-то более ценное.

            Граф д'Артуа, подумав, сиял со стены длинную кривую саблю в красивых ножнах, инкрустированных перламутром и бриллиантами, с эфесом, отлитым из чистого золота. Жан понял, что именно ему собираются подарить, и глаза его заблестели: он уже два года мечтал о настоящей, не деревянной сабле! Пока у него был только маленький кинжал, подаренный дедом.

      – Это сабля моего прадеда, короля Станислава Лещинского, отца королевы Марии Лещинской. С ней он сражался у Данцига. Это одна из тех вещей, которые могут принадлежать только Бурбону. Вас уже можно причислить к ним. Это вам на память обо мне, Жан.

            И он поцеловал мальчика в лоб.

      Я не верила своим глазам. Я впервые видела, чтобы принц так разговаривал с ребенком. Насколько я помню, еще при Старом порядке своим детям он не уделял никакого внимания.

      – Ну а что вы скажете, Жан, о целой куче шоколада, ванильных пирожных и мороженого? Как вам это нравится?

      – Очень нравится, папа, – простодушно ответил Жанно. – А где?

      – В соседней комнате ждет вас не дождется.

            Жанно столько лет не то что не ел, но даже не видел подобных лакомств. Прицепив длинную саблю сбоку и поддерживая ее, чтобы не била по ногам, он поволок ее за собой к двери, даже забыв церемонно поклониться.

            Я посмотрела ему вслед. У меня были все основания быть более чем довольной этой встречей. Принц, при его легкомыслии и полнейшем равнодушии ко всему, что прямо не касалось его удовольствий, не мог вести себя лучше. А уж на подарки я и не надеялась. Вот радость-то для Жанно… Меня, правда, несколько удивил вопрос графа: «Хочешь ли ты жить рядом со мной?»

            Принц резко повернулся на каблуках, обнял меня за талию.

      – А он прехорошенький, этот ваш мальчик, дорогая!

      – Вы говорите «ваш»? Не «наш»?

      – Я не уверен. Никогда не буду вполне уверен!

            Меня охватило возмущение.

      – Почему же, в таком случае, вы позвали меня сюда?

      – Да потому что, душенька, мне дорого все, что связывало нас в прошлом! Я ни о чем не могу вспомнить без душевного и телесного трепета. Это, черт побери, все моя глупейшая сентиментальность, и вы ее, быть может, вовсе не заслуживаете. Но что поделаешь, моя дорогая: вы слишком большой отрезок в моей жизни, чтобы я мог не думать об этом мальчике.

      – Но Боже мой, зачем же все это тогда сделано? Пригласив нас сюда, вы всем дали понять, что я – ваша любовница, а Жан – ваш сын! Даже ваши дети теперь уверены в этом! Теперь уже никого не разубедишь!

      – А почему, собственно, это вас так волнует?

      – Меня удивляет, как можно, самому не веря, убеждать остальных! – ответила я сердито. Сердце у меня стучало очень быстро. Разозленная, я высвободилась из рук графа.

      – Да перестаньте вы устраивать сцены, моя несравненная! Разве я сказал, что не согласен добросовестно быть отцом нашему сыну?

            Пораженная, я умолкла, не зная, к чему он клонит.

      – Вы, Сюзанна, никогда не скажете мне правды. Таким образом, ни в том, ни в другом я никогда не буду