Гори, гори ясно. Константин Бояндин

бумаги.

      Никогда не видел, чтобы люди с такой скоростью ретировались.

      – Зря ты так, – укоризненно сказала Вера. – С них станется в полицию позвонить.

      – А у нас есть его данные и телефон, – показал я наш экземпляр акта. – Ничего не будет, не беспокойся. Хотя да, лучше было так не говорить. Идём, я должен кое-что рассказать.

      Царапины на зеркале не оказалось. Хотя мы оба её видели. Заросла, затянулась? А у дома напротив уже стояла машина из ЖЭУ. Быстро они! Хотя у них управление совсем рядом. Когда на голову падает кирпич безо всякого предупреждения…

      * * *

      Вера выслушала мой рассказ, и откинулась на спинку кресла.

      – Вот в это точно поверить не могу. Вот хоть убей, не могу. Как это возможно? Ты поцарапал зеркало там, где видел отражение карниза, и именно там отвалилась часть карниза. Не может быть!

      – Повторим опыт?

      – Ты так не шути, – вздрогнула она. – Ну нет, наверное, верю. Я скоро во что угодно поверю. И царапины больше нет. С чем же мы связались, Костя? И всё это время оно было обычным, старым и никому не нужным зеркалом.

      Снова звонок.

      – А это кто? – мы переглянулись с Верой. Плюшка уже сидела в прихожей с довольным видом. И мурлыкала.

      Плюшка оказалась права, это дети вернулись из школы.

      – Что случилось? – спросили они, увидев выражение наших лиц. – Это зеркало, да?

      Пришлось рассказать. Всё, кроме истории с карнизом. Я не стал это описывать, да и Вера не стала.

      * * *

      Шкаф весил не так уж и много, двадцать четыре килограмма. Даже если не закрывать балкон остеклением (а это отдельная бюрократическая морока), содержимое шкафа не пострадает при любом буйстве стихий. Не намокнет, не отсыреет, не пересохнет. Он полностью герметичен.

      Мы поставили зеркало внутрь (завёрнутое в ткань), заперли массивную дверь, и вздохнули спокойно.

      * * *

      Сам удивился: вроде столько всего странного произошло за последние несколько дней, а мы ничего не обсуждали, словно происходило вполне обыденное. Дети рассказали забавные истории из сегодняшней школьной жизни, мы показали фотографии поверхности зеркала, и как бы всё. Жизнь шла привычным порядком.

      – Костя, – позвала Вера уже ближе к полуночи – ей не спалось, и она решила посмотреть на отснятые фото. Тот самый «штрих-код» оказался мешаниной белых, чёрных и серых точек. Как его нанесли, когда, зачем – неясно. Завтра будем думать, на свежую голову. – Смотри.

      Она показывала один из участков под увеличением. Случайно разбросанные точки на этом небольшом участке – на самом зеркале он занимал несколько квадратных миллиметров – при увеличении оказались местами не такими уж и случайными.

      Я уже привык к потрясениям, и всего-то потерял дар речи на пару секунд. Перед нами на экране, неровная, но отчётливая на фоне случайного на вид узора, красовалась надпись из двух слов. Выполненная чётким книжным шрифтом без засечек. Два слова.

      «It thinks».

      8. Медосмотр

      Всего