Защита. Станислав Хабаров

запись закончилась.

      – Надо же, а я его благодетелем считал…

      – Сапог всегда сапог.

      – Верил я, что манна небесная валится в наших стеснённых обстоятельствах.

      – Люблю я всё-таки шефа, – развалившись на диване, орал Кирилл. – А за что, не знаю и сказать не могу.

      – Зачем записывали? – спросил Мокашов.

      – Это штучки завлаба. За них, наверное, и вылетел.

      – Точнее, не удержался. Но опыты нужно кончать. Помяни моё слово, скоро нас прижмут.

      И действительно, были какие-то комиссии. Запретили работать с бронеямой и на кавитационной трубе. Только Кирилл лупил по бронированной плите образцами из гидропушки и сам темнил в бронеяме. От них разом потребовали планы и отчёты о проделанной работе. И теперь приходилось ловчить. Приходить до звонка, оставаться поздними вечерами. И с Ингой творилось неладное.

      – Ничего, разберёмся», – отмахивался Мокашов.

      «Что ему от меня?» – думал он о шефе, поднимаясь на «голубятню».

      3

      За окном крыши. Великое половодье крыш. Нагромождения, целые водопады. В хорошую погоду они убегают и прячутся в фиолетовой дымке дали. А в такие дни, как этот, поблёскивают своими отлакированными плоскостями, тянутся куда-то и неизвестно зачем. С места, где сидел теперь шеф, виднелись сквер и голые ветви деревьев.

      – Не упрямьтесь, Кирилл Ярославович! – ну, кто ещё так назовёт Кирилла? – Вас никуда не тянет весной? Ни столечко? – шеф показывал кончик мизинца. – А что за прелесть малые города – уютные, тихие. Церкви, тополиный пух!

      – Что хорошего? – отмахивался Кирилл. – Пыль, грязь, церкви-развалины, замызганные рестораны. В грязь удавиться в тоске.

      – А ведь грязи бывают и целебные.

      «Выпендривается», – подумал Мокашов.

      Они с Кириллом любили путешествовать. В субботу, если находил стих, доставали истрёпанную карту. Это называлось – путешествовать малой кровью.

      – Давай, – говорил Кирилл, а Мокашов жмурился и опускал отточенный карандаш. Вся карта была в карандашных точках, и когда он попадал в «обследованный» район, прицеливание повторялось.

      – Готово, – кивал Мокашов, и они ехали туда, куда ставилась точка. И эти малые путешествия и случайные встречи с людьми были каждый раз интересны по-своему.

      – Как вам, – вежливо спросил Мокашов, – нравится у нас, Дмитрий Дмитриевич?

      – У вас ничего. Вы мне сами не нравитесь.

      – А я, Дим Димыч, уже на пятом курсе на себя рукой махнул.

      – Что же вы раньше не сказали?

      – Лучше поздно, Дим Димыч.

      – Да, весна, – неопределённо сказал шеф, и они насторожились в ожидании настоящего разговора.

      – А кого, Дим Димыч, вы считаете вестником весны?

      «Если начнётся настоящий разговор, то чем он для них закончится?»

      Шеф лишь плечами пожал.

      – Кого? Скворцов? Грачей? – пристал Кирилл как банный лист.

      – Ну,