Тысячелетний воин Ярополк. Игорь Валерьевич Осипов

де комбат! Тирез сур се демон!» А вскоре молили о пощаде и сыпали проклятиями, ибо я выходил из зимней тьмы леса на свет костра, и утаскивал их одного за другим, не обращая внимания на грохочущее оружие, и там, во тьме, убивал.

      Мне снилась большая громыхающая телега, похожая на обитый серым железом гуляй-город. Воины, сторожившие её, тоже гортанно кричали перед смертью и показывали в мою сторону пальцами. «Бринг шнеле ум дизен фадамте шайзе!»

      К горлу подкатил ком тошноты, но не было сил шевельнуться. Даже открыть глаза не получалось.

      Слушая странные голоса, я пытался отогнать от себя этот дурной сон, ибо при всей нелюбви к княжичу, не мог такого сделать. Вызвать на оружный поединок или же кулачный бой мог, а выпотрошить вот так, как зайца… нет, не мог. И пленных я никогда не пытал. Но во сне лес шептал о жертвах, и я преподносил ему их.

      – Под Воронежем нашли, – бубнил меж тем голос, снова врываясь в сон. – Он поисковика в муравейник лицом ткнул, и всё спрашивал, по чьему наущению тот его преследует. Всё спрашивал, не из челядей ли тот некого Ратибора. Если бы не Иван Семёныч, то без жертв бы не обошлось.

      – Да уж, – отозвался второй голос, – сломать челюсть матерому боевому магу, это ещё умудриться надо.

      Сон не хотел отпускать, затягивая в свои глубины, и говорящие пропали в небытии, а я, как и прежде бродил по лесу, не разбирая дороги. «Ярополк, будь мой», – нежно шептала лесная чаща, и я, не смея противиться её зову, да потеряв счёт времени, с безразличием наблюдал за копошащейся вот мраке лесной нечистью, моими назваными братьями и сёстрами. И сам я был тварью, не принадлежащей ни миру живых, ни миру мёртвых. Как чудище лихое питался сырой дичью, и лежал в берлоге под выворотнем вековечной сосны, родившейся, выросшей и умершей на моих глазах.

      «Ты мой суженый», – мягко шептала листвой и хвоей роща, лаская меня ростками папоротников и мягким мхом. День сменялся днём, год сменялся годом, век сменялся веком. Лишь стареющая чащоба, шёпот лесных обитателей и мельчающее чёрное солнце.

      Солнце. В какой-то миг оно вспыхнуло нестерпимо и замерло совсем близко, подобно ярчайшей лучине, зажжённой в избе. Но свет был холодным, неживым.

      – Егор Олегович, – ворвался в мой сон голос, слышанный мной раньше. Хотя, не сильно-то я и слушал голоса тех, кого предстояло убить.

      – Да, – ответил тому ещё один.

      – Что нам с ним делать? – этот был полон беспокойства, словно поймали медведя живьём, и не знали, что с ним делать.

      – Пусть сначала в чувство придёт. Самые базовые знания современного языка я ему вложил и вшил в его биополе интерактивный справочник, но он без практики – пустое место.

      – А получится? Это же экспериментальная технология, ну, крепить служебных фантомов к простым людям.

      – Вот и посмотрим.

      Я лежал и слушал. Почему-то для меня это было очень-очень важно. Да, важно, но сон не хотел отпускать меня, подсовывая вместо яви свои образы.

      Голоса стали приглушёнными и далёкими, как гомон летящего на юг птичьего косяка, а яркий свет, режущий глаза,