Волкодав. Мария Семёнова

Ниилит плела косу, присев на край деревянной кровати у него в ногах. Она улыбнулась Волкодаву и поклонилась ему, но тут же испуганно вскочила: он протянул руку к лежавшему на полке мечу.

      Волкодав прижал палец к губам и помахал ладонью – нечего, мол, бояться. Забрал меч и кошелёк с деньгами и вернулся во двор.

      Узорчатый клинок вошёл в ножны, как нога в хорошо знакомый сапог. Ни ноготка лишку, ни волоска недостачи. Крестовина легонько щёлкнула о фигурную оковку устья, снабженную ушком для «ремешка добрых намерений». Волкодав перевернул ножны и с силой встряхнул их несколько раз. Меч и не подумал вываливаться. Волкодав перекинул ремень через плечо и застегнул пряжки. Потом завёл руку, и рукоять легла в ладонь удобно и точно. Волкодав потянул меч наружу. Тот вышел спокойно и плавно, не застревая, одним движением, сулившим немедленный удар. Волкодав улыбнулся и вернул меч в ножны, без труда поймав устье кончиком лезвия.

      – Ты настоящий мастер, Варох, – сказал он с уважением. – Хотя погоди! Вчера ты обмерил только меня, а меч, помнится…

      Хромой сегван улыбнулся в ответ и покачал седой головой.

      – Какая мерка? Мне один раз посмотреть…

      Волкодав развязал кошель:

      – Полчетверти серебром, так?

      Мастер проворно поднялся и удержал его руку.

      – Не обижай, парень, – проговорил он негромко. – Ты зарубил троих разбойников и ещё одного, говорят, застрелил, а у Жадобы меч отобрал и правую руку ему изувечил… которой он… За это я тебе не то что ножны… Всю лавку свою…

      – Спасибо на добром слове, дед, – сказал Волкодав. – Только плату всё же возьми. Тебе внучка растить… самому есть-пить надо… Не возьмёшь, выйдет, опять тебя Жадоба ограбил.

      Он отсчитал монеты и, не слушая уговоров, высыпал их Вароху в ладонь. Старый сегван долго смотрел на блестящее серебро, и белая борода вздрагивала всё сильнее. Потом он вдруг шагнул к Волкодаву и обнял его.

      – Ты заходи к нам… сынок, – сказал он и судорожно вздохнул, тщетно пытаясь скрыть подступившие слёзы. – Заходи как-нибудь, а? Девочке твоей поясок справим… плетёный… с застёжками…

      Утратив в неволе надежду на солнечный свет,

      Душа замирает, и сердце смолкает в груди.

      И кто-то шепнёт: «Всё равно избавления нет…»

      Кто сломленным умер в темнице – ты их не суди.

      И тех не суди, кто, не вынеся груза цепей,

      Спастись не умея и тщась досадить палачам,

      Все счёты покончил в один из безрадостных дней…

      Не лучше ли сразу конец – и себе, и цепям?

      Не смей укорять их за то, что они не смогли

      С таким совладать, что не снилось тебе самому.

      На собственной шкуре попробуй сперва кандалы…

      А впрочем, не стану такого желать никому.

      Я знал и иных – кто оковы едва замечал,

      Строку за строкой составляя в рудничной пыли

      Трактат о любви и о битве вселенских начал…

      Те люди – что солнца: они и во мраке светлы.

      Я