Волкодав. Мария Семёнова

мягко стелят, только спать жёстко.

      Завиляй хвостом – тут и быть беде».

      «Оборотень, оборотень, ведь не все – волки!

      Есть гостеприимные в деревне дворы…»

      «Может быть, и есть, но искать их долго,

      Да и там с испугу – за топоры».

      «Оборотень, оборотень, мягкая шубка!

      Как же ты зимой, когда снег и лёд?»

      «Я не пропаду, покуда есть зубы.

      А и пропаду – никто не вздохнёт».

      «Оборотень, оборотень, а если охотник

      Выследит тебя, занося копьё?..»

      «Я без всякой жалости порву ему глотку,

      И пускай ликует над ним вороньё».

      «Оборотень, оборотень, лесной спаситель!

      Сгинул в тёмной чаще мой лиходей.

      Что ж ты заступился – или не видел,

      Что и я сама из рода людей?

      Оборотень, оборотень, дай ушки поглажу!

      Не противна женская тебе рука?..

      Как я посмотрю, не больно ты страшен.

      Ляг к огню, я свежего налью молока.

      Оставайся здесь и живи…»

      …а серая

      Шкура потихоньку сползает с плеча.

      Вот и нету больше лютого зверя…

      «Как же мне теперь тебя величать?..»

      4. Старый мастер

      Волкодав шёл по улице, неся под мышкой завёрнутый в тряпицу меч. У меча по-прежнему не было ножен, но годится ли гулять по городу с обнажённым клинком? Аптахар присоветовал ему мастерскую, и Волкодав отправился искать её, оставив своих в гостином дворе и строго-настрого воспретив Ниилит в одиночку высовываться за ворота. За комнату было уплачено на седмицу вперёд. Благо Фитела не обманул, рассчитался честь честью.

      Город Волкодаву не нравился. Слишком много шумного, суетящегося народа, а под ногами вместо мягкой лесной травы – деревянная мостовая, на два вершка устланная шелухой от орехов. Босиком не пройдёшься. Калёными орехами здесь баловались все от мала до велика, женщины, мужчины и ребятня. Волкодав сперва неодобрительно косился на лакомок, потом, неожиданно смягчившись, надумал купить горсточку – побаловать Ниилит.

      Люди оборачивались ему вслед, ошибочно полагая, что он не замечает их взглядов. Сольвенны считали веннов лесными дикарями и про себя слегка презирали, не забывая, впрочем, побаиваться. За глаза болтали всякое, что взбредало на ум, но в открытую дразнить не решались, спасибо и на том. Венны почитали сольвеннов распустёхами и бесстыдниками, покинувшими завещанный от предков закон.

      И что любопытно: ни один сольвенн не стерпел бы, вздумай при нём, скажем, сегван охаивать веннов. И венн кому угодно оборвал бы усы, услышав из чужих уст хулу на сольвеннов. Два племени ещё не забыли о родстве, и что бы там ни было между ними – свои собаки грызутся, чужая не встревай.

      Язык у двух народов был почти един, вот только здесь, в Галираде, называли всход – лестницей, петуха – кочетом, а тул – колчаном. Непривычно, но отчего не понять. Хуже было то, что они говорили «малако»