Гибрид. Для чтения вслух. Игорь Беляев

что их Гитлер обижает.

      Гитлер – тоже сумасшедший. Бабушка говорит:

      – Немцы – такой умный народ. Неужели они не видят, что он просто городской сумасшедший! Надо, чтобы товарищ Сталин раз и навсегда запретил Гитлеру обижать евреев.

      Только бабушка живет в Л осинке, а товарищ Сталин – в Кремле. И она никак пока к нему добраться не может. А вот если бы добралась, папа давно был бы дома. Потому что эта моя бабушка очень пробивная особа. Все так говорят.

      – Товарищ Сталин сейчас думает, – встревает мой папин дедушка.

      А он точно знает, потому что читает газету. Не каждый день. Каждый день читать газету вредно.

      Дедушка берет газету и учит меня читать по буквам. Все-таки не зря мы с дедушкой покупаем газету в киоске. Или бабушка ее покупает, когда ходит за хлебом.

      – Гитлера надо посадить в сумасшедший дом. Вот и все!

      Папиной бабушке Гитлера совсем не жалко. А нашего Сумасшедшего – жалко. Хотя он и не иврей. Вовсе.

      Сумасшедший гуляет по двору. Ищет чего-то. Прислушивается. И вдруг – кричит:

      – А-а-а!..

      Дворничиха стынет на лавочке:

      – Это к перемене…

      Когда кричит Сумасшедший, погода в Москве всегда меняется.

      ТИХИЙ УЖАС

      Кругом тихий ужас и сплошной кошмар. Так говорит бабушка Адельсидоровна.

      Мишка катается на подножке трамвая – сплошной кошмар. А я падаю об асфальт и разбиваю коленки в кровь – тихий ужас. У немцев в Берлине сплошной кошмар. У нас в Москве – только тихий ужас.

      Бабушка боится мышей до смерти. Дедушка мышей просто не любит. Аня говорит, что маленькие мыши очень симпатичные, их не надо бояться.

      – Они ничего тебе не сделают. Ты, смотри, какой большой. А мышка такая маленькая.

      Ну, слава Богу, для Ани я уже такой большой!

      А мышку я не боюсь. Просто я смотрю не туда, где она шуршит.

      Один раз я взял и перекрестился на глазах Бориспалыча. Дедушка страшно обиделся.

      – Передовой человек не должен верить в то, чего нет.

      – А что есть, дедуля? Ну скажи – ты есть?

      – Я есть. Потому что ты меня видишь.

      – А я – есть?

      – Пойди и посмотри в зеркало.

      Я смотрю в зеркало и вижу мальчика. Я уже привык, что мальчик в зеркале – это я сам. Я подымаю руку – и он подымает. Я высовываю язык – и он высовывает. Я могу даже в него плюнуть. А он плюнет в меня – не попадет. Потому что из зеркала плюнуть нельзя. И все-таки я внутри не такой, как в зеркале.

      – А Дворничиха есть?

      – Посмотри в окно. Сидит на лавочке и грызет семечки. Значит, есть.

      – А папа «сидит». Если он «сидит» – значит, он есть?

      Адельсидоровна начинает бегать по комнате и приговаривать:

      – Тихий ужас! Ну не ребенок, а тихий ужас.

      Тут я нарочно спрашиваю Бориспалыча:

      – А кто главней – Бог или Ленин?

      Теперь сердится дедушка:

      – За такие вопросы могут забрать и отправить куда следует. И будут абсолютно правы.

      Адельсидоровна уже кричит:

      – Кошмар! Сплошной кошмар! Он уже хочет посадить