Все дело в деньгах. Джеймс Хедли Чейз

сказала она. – Я не шучу. Я таких вещей не прощаю.

      – Да мне наплевать, что ты прощаешь, а что нет, – отрезал я. – Давай сюда сумку!

      Потрепанная сумка упала мне на колени. Там я нашел пять долларов восемь центов, пачку сигарет, ключ и очень грязный носовой платок. Деньги я положил в карман, сумку закрыл и сунул ей обратно.

      Она вцепилась в нее и глухо произнесла:

      – Я никогда тебе этого не забуду.

      – Ну и отлично, – ответил я. – Я покажу тебе, как воровать у меня деньги. Где ты живешь?

      Ее лицо превратилось в застывшую маску. От обиды голос дрожал. Она сказала, что снимает комнату в пансионе недалеко от того места, где жил я.

      – Туда мы сейчас и поедем.

      Рима сухо показывала дорогу, и скоро мы оказались у пансиона. Место оказалось еще на порядок грязнее и запущеннее, чем то, где жил я.

      – Придется тебе поехать со мной, детка, – заявил я. – Ты будешь петь, заработаешь денег и отдашь мне все, что украла. Отныне я твой агент и буду забирать десять процентов от всех твоих доходов. Мы все это оформим в письменном виде и заключим с тобой контракт. Сейчас же ты соберешь вещи и уедешь из этой дыры.

      – Я не буду петь ради денег. У меня не получится.

      – Получится. Предоставь это мне. Ты будешь делать то, что я говорю, или отправишься в тюрьму. Выбирай, что тебе по нраву, только поскорее.

      – Что ты ко мне пристал? Я тебе сказала, я не буду петь ради денег.

      – Решай: идешь со мной или в тюрьму?

      Она долго, пристально смотрела на меня. Ее глаза пылали ненавистью. Но меня это не беспокоило. Она была у меня в руках и могла ненавидеть себе сколько угодно. Я должен был получить с нее свои деньги.

      Наконец словно удар тока прошиб ее:

      – Хорошо, пойдем.

      Сборы длились недолго. Из пяти долларов, отобранных у нее, четыре пришлось выложить за комнату. Мы сели в машину и поехали ко мне.

      Комната, в которой она остановилась в первый раз, все еще пустовала, и она снова заняла ее. Пока она разбирала свои вещи, я составил соглашение, где была масса юридических формулировок, по большому счету не имевших смысла, зато придававших солидности. Главное, в договоре говорилось, что я являюсь ее агентом на условиях десяти процентов комиссионных.

      Я взял соглашение и понес к ней в комнату.

      – Распишись здесь. – Я указал ей на пунктирную линию.

      – Не буду я ничего подписывать, – с вызовом бросила она.

      – Или ты подписываешь, или мы немедленно идем в полицейский участок.

      В ответ я снова получил взгляд, полный ненависти, однако она расписалась.

      – Так, – сказал я, пряча документ в карман. – Сегодня мы идем в «Голубую Розу», ты будешь там петь так, как никогда еще не пела. Получишь контракт на семьдесят пять долларов в неделю. Я из них забираю свои десять процентов и тридцать баксов. И мы в расчете. Отныне, детка, ты работаешь сначала на меня, а потом на себя.

      – Я не буду работать ни на тебя, ни на себя. Вот увидишь.

      – Да что с тобой такое? Ты ведь можешь заработать целое состояние!

      Она глубоко затянулась сигаретой. И вдруг как-то вся поникла, сползла