Симфония. Андрей Белый

все было подчинено общей идее.

      Он курил дорогую сигару, обсуждая коммерческое предприятие; его громадный нос намекал на армянское происхождение.

      Это был заезжий жулик из южных провинций.

      А к нему навстречу жуликом бежал профессор Московского университета с экзаменов.

      Оба не знали, зачем существуют и к чему придут. Оба были в положении учеников, написавших «extemporalia»[4], но не знающих, какую получат отметку.

      Вставала луна. Опять как вчера, она вставала.

      Так же она встанет и завтра и послезавтра.

      А уж затем не миновать ей невольного ущемления.

      Философ проснулся… Поднял голову со скомканных подушек… И прямо в глаза ему смотрел резко очерченный месяц на темно-эмалевой сини…

      Красный месяц!..

      Философ вскочил в ужасе; схватил себя за голову; как безумно влюбленный, смотрел на страшный диск.

      Тогда демократ писал критическую статью в своем номере. Увидел луну. Горестно улыбнулся.

      Бросил перо и свои мысли, скакавшие и вертевшиеся, как беспокойные собачки.

      Потер свой лоб и шептал: «Не то, совсем не то».

      Вспомнил сказку.

      …Поднялась шелковая занавеска. Кто-то открыл окно на том конце города.

      Дом был самый модный и декадентский, а в окне стояла сказка.

      Она оправляла свои рыжие волосы; улыбалась, глядя на луну. Она говорила: «Да… знаю».

      Она смотрела синими, печальными очами, вспоминая своего мечтателя.

      У подъезда стояли вороные кони и ждали ее, потому что был час катаний.

      Тогда зелено-бледный горбач, возвратившись из больницы, отобедал.

      К нему пришел двоюродный брат и пожаловался на страдания свои: говорил, как по вечерам ему кажется, что предметы сходят с мест своих.

      Горбач потрепал по плечу нервного братца и заметил добродушно, что этим нечего смущаться, что это «псевдогаллюцинации д-ра Кандинского»[5].

      Так сказав, он открыл рояль и заиграл Патетическую сонату Бетховена.

      Но этого не смог вынести нервный родственник; нервному родственнику казалось, что предметы сходят с мест своих.

      Это были псевдогаллюцинации д-ра Кандинского.

      Но горбач продолжал играть Патетическую сонату. Глаза его были строги. Над головой торчало два ушка.

      Он был большой сентиментал.

      И звуки лились… Колченогий сынишка перестал готовиться к экзамену… Прослезился втихомолку.

      Уже прислуга спала. Огни в людской были потушены, хотя час для спанья еще не был узаконен; теща зелено-бледного горбача стояла на пороге кухни.

      Ее огромный живот и свиноподобное лицо сияли в игре месячных лучей.

      Она ругалась, как кухарка, поднимая заснувшую кухарку.

      Ночью по Остоженке проходил Поповский.

      Он шел неизвестно откуда, и никакая сила не могла изменить его пути.

      С противоположной стороны улицы открыли окно две бледные женщины в черном.

      Старшая равнодушно указала на проходящего и сказала

4

Классное упражнение в переводе текста без домашней подготовки.

5

См. Курс психиатрии Корсакова. (Примеч. авт.)