Жизнь Шаляпина. Триумф. Виктор Петелин

Она плюет в тебя шипящими, огненными плевками, хочет выжечь тебе глаза, ослепить, отшвырнуть от себя. Она живая, упругая… И вот ты сильными ударами с плеча делаешь из нее все, что тебе нужно…»

      – Феденька! Дорогой ты мой человечище! Ну разве ты не чувствуешь, насколько все эти рассуждения отдают банальностью, как от картин Маковского, все слова затерты, ничего свежего, нового он не говорит, твой Нил… Вот ты считаешь, что Нил прав…

      – Конечно Нил прав, Нил выражает авторские мысли. Да и сам Горький мне не раз говорил, что в его Ниле – частица его самого. Поэтому Нил – человек спокойный, уверенный в своей силе, а главное – в своем праве перестраивать жизнь и все ее порядки по его, Нилову, разумению. А его разумение истекает из здорового, бодрого чувства любви к жизни, недостатки которой вызывают в душе его лишь одно чувство – страстное желание уничтожить их. Он, рабочий человек, знает, что жизнь тяжела, трагична, но он любит жизнь, а потому должны быть исправлены, перестроены условия человеческого бытия… Алексей Максимович не раз мне говорил: в образе Нила он показал тех, кто сметет старый строй и установит новый порядок жизни. Вспомни слова, которые он бросает Петру после того, как пропел гимн радостям бытия: «В одном не вижу ничего приятного – в том, что мною и другими честными людьми командуют свиньи, дураки, воры… Но жизнь – не вся за ними! Они пройдут, исчезнут, как исчезают нарывы на здоровом теле. Нет такого расписания движения, которое бы не изменялось!» Помнишь, Костя, Петр возражает, дескать, посмотрим, как жизнь ответит Нилу на эти речи. А Нил честно и смело говорит: «Я заставлю ее ответить так, как захочу. Ты не стращай меня!» Это он Петру… «Я ближе и лучше тебя знаю, что жизнь – тяжела, что порою она омерзительно жестка, что разнузданная, грубая сила жмет и давит человека, я знаю это, – и это мне не нравится, возмущает меня! Я этого порядка не хочу! Я знаю, что жизнь – дело серьезное, но неустроенное… что оно потребует для своего устройства все силы и способности мои. Я знаю и то, что я – не богатырь, а просто – честный, здоровый человек, и я все-таки говорю: ничего! Наша возьмет! – и я на все средства души моей удовлетворю мое желание вмешаться в самую гущу жизни… месить ее и так и эдак… тому – помешать, этому – помочь… вот в чем радость жизни!» Понимаешь, Костя…

      – Я-то понимаю, Федор, но вот ты, чувствую, обожествляешь своего друга… Ты вдумайся в его слова: «Наша возьмет!» Что получится, если такие вот, как Нил, вмешаются в жизнь и будут ее месить, как им захочется, тому – помешать, этому – помочь… Нил вносит раскол в общество, натравливает одних на других… И твой Горький, человек умный и своеобразный, пытается столкнуть отцов и детей, разрушить устоявшийся быт, тихое, спокойное течение жизни, когда люди живут по законам устоявшейся человеческой морали… Ты посмотри повнимательнее, что он осуждает? Вся семья Бессеменовых – это мещане, то есть люди плохие, «старорежимные», не годные для новой жизни, которую сулят такие, как Нил, Шишкин, Цветаева, эти, по словам старого Бессеменова, – «разбойники и подлецы», утратившие элементарную порядочность,