Жизнь Шаляпина. Триумф. Виктор Петелин

хочет вас надуть, поставить вам плохие материалы, кирпич ставить на песке, цемент уворовать, бетон, железо. Не будь острога, они бы вам показали. Вот я и говорю – город с острога надо начинать строить.

      Горький нахмурился:

      – Не умно.

      – Я-то дело говорю, я-то строил, а вы сочиняете… и говорите глупости, – неожиданно выпалил Мазырин.

      Все сразу замолчали.

      – Постойте, что вы, в чем дело, – вдруг спохватился Шаляпин. – Алексей Максимович, ты на него не обижайся, это Анчутка сдуру…

      Мазырин встал из-за стола и вышел из комнаты.

      Через несколько минут в большое окно моей мастерской я увидел, как он пошел по дороге с чемоданчиком в руке.

      Я вышел на крыльцо и спросил Василия:

      – Куда пошел Мазырин?

      – На станцию, – ответил Василий. – Они в Москву поехали.

      От всего этого разговора осталось неприятное впечатление.

      Горький все время молчал…»

      Шаляпин и Горький вышли.

      «– …А каков Мазырин-то! – сказал, смеясь, Серов. – Анчутка-то!.. А похож на девицу…

      – Горький – романтик, – сказал гофмейстер. – Странно, почему он все сердится? Талантливый писатель, а тон у него точно у обиженной прислуги. Все не так, все во всем виноваты, конечно кроме него…

      Вернувшись, Шаляпин и Горький за обедом ни к кому не обращались и разговаривали только между собой. Прочие молчали. Анчутка еще висел в воздухе.

      К вечеру Горький уехал».

      Приведем свидетельство и Горького: «Был я в Ростове-Ярославском и в удивительной компании: гофмейстер двора его императорского высочества великого князя Сергея, ростовский исправник, земский начальник, художник Коровин, Шаляпин. Гофмейстера сначала утопили в реке Которое ли, потом подмочили ему зад холодным молоком. Потом он налакался исправниковых наливок, а исправник начал испускать из себя либерализм, в чем ему усердно помогал земский. Художник Коровин был консервативен, что ему, как тупице и жулику, очень идет».

      В дальнейшем повествовании я еще не раз коснусь судеб этих замечательных друзей Федора Ивановича Шаляпина, таких разных по своей творческой и гражданской устремленности, таких талантливых и много сделавших для русского искусства и для главного нашего героя. Но как их жизненные пути, переплетаясь в каких-то точках бытия, расходились в разные стороны, чтобы снова и снова переплестись и снова разойтись… А Шаляпин, как пчела, брал от каждого из них и откладывал в свою творческую копилку, чтобы, соединив все эти разнородные материалы, создать прекрасное художественное творение.

      Так было и в самом начале творческого пути. Так продолжалось и теперь, когда он начал готовиться к созданию образов Алеко в одноименной опере Рахманинова, Добрыни Никитича в одноименной опере Гречанинова и Демона в одноименной опере Рубинштейна…

      А пока Шаляпин по приглашению Горького и антрепренера А.А. Эйхенвальда отправился вместе с Иолой Игнатьевной в Нижний Новгород, где уже 18 августа в Большом ярмарочном театре выступил в «Фаусте», 19 августа в «Русалке», 21 августа в опере «Жизнь