Танкист из штрафбата. Сергей Дышев

командир взвода Родин поменял три танка, два раза горел, ранен был и контужен, но, к счастью, легко. Быстро возвратившись в свой неизменный экипаж, что тоже было чудом, продолжил воевать. Взводные на фронте – расходный материал, и если зеленого летеху не убили в первом бою, считай, повезло, а если судьба отмерила еще месяц, три, полгода и еще столько же, значит, это было кем-то предписано сверху…

      Бывалый фронтовик Иван Родин в свои 25 лет порой чувствовал себя 40-летним. Он получил на грудь медаль «За отвагу», орден Красной Звезды, а сотни тысяч ребят остались в братских могилах, безвестные, без наград и почестей. После сражения под Прохоровкой он подумал: «Переплавить бы фашистские „тигры“ и „фердинанды“ и отлить из них солдатские медали и живым, и мертвым»…

      «Что ж вы, братцы, встали не по росту!» – подумал Иван, в мирном прошлом – спорторг класса и лучший нападающий футбольной команды школы.

      На правом фланге стоял худой невысокий парнишка, комбинезон на нем сидел, как пиджак на пугале, – явно не по размеру. Голова выбрита «под ноль», пилотка – на ушах, глазенки черные горят, старательно выпячивает грудь, кулачки – по швам. «Курносый защитник Родины из 8-го „А“», – подумал Иван и дал ему кличку «недокормыш», на глаз определив в радисты-пулеметчики.

      Второй боец был на голову выше, в плечах – удалая ширь, лет 20–25. С первого взгляда Иван понял, что это фронтовик, явно после госпиталя, рожа с хитринкой, руки – лопаты, вид простоватый, но цену себе знает. Этот траки таскать будет, как пулеметные ленты. Вот такого бы ему в механики-водители…

      Третий был толстячок-узбек лет тридцати. Он смотрел отрешенно, видно, еще недавно на родной земле ковал железо или собирал урожай для фронта и Победы. А дух полевой кухни, наверное, будоражил воспоминания об очаге под казаном с божественным, цвета червонного золота пловом (такой готовил дважды в год по каким-то своим праздникам в их московском дворике сосед Сулейман).

      «Вряд ли это механик-водитель, скорее, заряжающий, да и хватит одного упитанного на экипаж», – подумал Иван, имея в виду Сидорского. Кирюху после умятого в танке доппайка экипаж всякий раз предупреждал: смотри, скоро из люка не вылезешь!

      Одного взгляда на оплавленное огнем, без ресниц, с бордовым глянцем лицо четвертого бойца было достаточно, чтобы понять: чудом уцелел мужик, вернулся из огненного ада. И сколько лет ему, двадцать пять или сорок?…

      – Где воевал, братишка? – спросил Родин.

      – В Сталинграде.

      – А специальность какая?

      – Башенный.

      Ротный, уже вскочивший на свой конек о товарищеской взаимопомощи – «сам погибай, а друга выручай» – метнул на Ивана суровый взгляд. Тот умолк и больше не приставал к пополнению со своими вопросами. Он разом потерял интерес к остальным трем парням: черноусому грузину, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу (дай команду – лезгинку спляшет), невозмутимому алтайцу (может, охотник хороший – мой глаз алмаз, белка в глаз) и простецкого вида парню из российской глубинки, измученной