Большой куш нищей герцогини. Дарья Донцова

посмотрел на Костина.

      – Можно?

      – Давай, – разрешил Володя.

      Захар пощелкал своим телефоном над снимком, потом велел:

      – Смотрите на плазму.

      Мы все перевели глаза на экран, который висел на стене. На нем появилось изображение пейзажа. Оно раздвинулось, развалины остались слева, справа появилась колонка с крохотными фотографиями.

      – Мы видим нижнюю часть окон с декором, ищем верхнюю, – пояснил Захар.

      В левой части замелькали картинки, потом несколько штук остановилось и «переехало» на наш снимок.

      – Вуаля вам битте, – обрадовался Рамкин, – быстренько управился, имеем законченный первый этаж и начало второго. Ясно?

      – Весьма наглядно, – похвалил Захара Федор.

      – Это ерунда, – заявил Рамкин, – детская забава.

      – Вы поможете нам найти деньги? – по-детски попросила Костина Анастасия. – Только я пока заплатить вам не могу.

      – У меня хватит средств на ваш гонорар и расходы, – сказал Федор.

      – Это непростое дело, – протянул Костин, – нет гарантии, что мы справимся.

      – Мы гарантий и не просим, – сказал Федор. – Жадные мерзавцы отняли у Анастасии Егоровны, как они думают, весь капитал мужа. А дети беззастенчиво растаскивают крохи, оставшиеся у их матери.

      Костин посмотрел на меня.

      – Можно попробовать. Но мы ничего не обещаем.

      – Попытка не пытка, – парировал Федор. – Сколько с меня в качестве аванса?

      Когда наши клиенты ушли, Костин позволил себе оценить ситуацию:

      – Странная история.

      – Я воссоздал храм, – подал голос Рамкин, – любуйтесь.

      – Красивый, – восхитилась я, – на свадебный торт похож.

      – Церковь находится в селе Муркино, – начал читать Захар, – построена в тысяча триста двадцать третьем году Емельяном Радовым с целью удержать своих крепостных от пьянства. Но архитектор Николай Панин, которого нанял Радов, сам любил выпить. И за пьянство был посажен в клетку. Барину пришлось отдать немалые деньги за его освобождение. Службы в церкви велись до тысяча девятьсот тридцать пятого года. Потом иконостас сожгли, уничтожили внутреннее убранство, сбросили колокола. Последующие сорок лет храм служил хранилищем сена. Потом случился пожар, сейчас от церкви остались руины.

      – Строили, чтобы отучить народ от водки, однако архитектор угодил в острог за пристрастие к зеленому змию, – хмыкнул Володя, – забавно. Ну зачем жечь то, что не одно столетие мирно существовало?

      – Обычная для советского времени история, – вздохнула я, – у моего папы был приятель, его сняли с должности, лишили звания полковника за то, что он участвовал в отпевании жены.

      – Это тоже бред, – поморщился Костин. – Есть мысли насчет того, что рассказали клиенты? Раз мы подписали договор, начнем работу.

      – Съезжу завтра в Муркино, – пообещала я. – Захар, это большое село?

      – Нет, – тут же объяснил Рамкин, – двадцать пять домов. Но постоянно живут: Питирима Владимировна Молоканова, пенсионерка,