Предначертание. Вадим Давыдов

этот раз, потому что голову ей запрокинуть пришлось.

      Гурьев тоже смотрел на неё. Была бы Пелагея городской барышней – не задержался бы он с заходом. А так… И понравилась она ему по-настоящему: косы чёрные, короной на голове уложены, и платка никакого нет, глаза тёмные, словно угли горячие. Сложена Пелагея тоже была отменно – тело гибкое, сильное, а кость – не по-крестьянски лёгкая. Что-то было в ней, не то цыганская кровь, а может, и персидская, – сколько разных чудес да историй в казачьей вольнице случалось, только держись.

      – А как же, – Гурьев улыбнулся отчаянно. – Один поцелуй.

      – А не рано ль тебе с бабами-то целоваться, – рассмеялась Пелагея. – Не боишься меня?

      – Так разве укусишь, – пожал он плечами.

      – Ну-ка, пригнись, – нетерпеливо поманила его Пелагея. – Или на скамейку мне встать?!

      Гурьев легко поднял её, – так, что женщина ахнуть едва успела, – поставил на подножку брички и приник губами к её губам. И целовалась Пелагея тоже никак не по-девичьи. Оторвавшись от неё, Гурьев шумно вдохнул полной грудью и опять улыбнулся.

      – Нахальный, – не то одобряя, не то осуждая, потрепала его по затылку Пелагея. – Ох, и нахальный же!

      – Есть немного, – не стал отпираться Гурьев. – А правду сказывают, что ты травы заговариваешь?

      – А тебе что?!

      – Меня научи.

      – Ишь, чего захотел. Не мужицкое это дело! Ты разве не в кузнецы наметился?

      – Я до всякой науки жадный.

      – Недосуг мне, – нахмурилась женщина и только теперь сделала попытку убрать ладони Гурьева со своей талии. – Пусти, ну?!

      – Не пущу, – он перехватил её руку, поцеловал сначала в запястье, потом в ладонь и почувствовал, как Пелагея вздрогнула, – еле заметно, но вздрогнула, и задышала чуть чаще. – Так что, научишь? А пойдёшь за травами, меня возьми с собой. Вдвоём веселее. А, Полюшка?

      – Скорый какой, – и снова не понять было, то ли нравится ей это, то ли не слишком. – А кузня как же?

      – Ты соглашайся, Полюшка, – усмехнулся Гурьев. – А с дядькой Степаном я договорюсь как-нибудь.

      – Ну, согласилась, – Пелагея смотрела на него сверху вниз. И вдруг ловким движением сбросила его руки, чуть оттолкнула. – А дальше что ж?

      – Дальше увидим, – Гурьев отступил ещё на полшага, подал ей руку, помогая сойти с брички. – Я приду, как в кузне закончу. Ты подожди, Полюшка.

      Он ушёл на закате. Тешков ничего не спрашивал, пока Гурьев собирался, – всё без слов было понятно. Поворчал, но больше для виду.

      Курень у Пелагеи был немаленький, хоть и жила женщина одиноко. Двор только небольшой, огород – тоже, из живности одних кур держала, а из скотины – кобылку, ту самую, что в бричку запрягала. Даже коровы не было.

      – Да на что мне корова, – отмахнулась на его вопрос Пелагея. – Да и недосуг, говорю же. Когда за скотиной-то ещё ходить, – пока станицы окрест объедешь! А ты что ж, вправду травному делу учиться надумал?

      – А то. Да я и тебя тоже кое-чему научить могу.

      – Целоваться, что ль? – посмотрела на него Пелагея.

      – Ну,