Маленький мудрец. Борис Штейн

мы сошлись поближе, стали настоящими друзьями. В особенности после смерти Лики, когда я остался один. Да он вскоре и поселился у меня, рассудительный, неглупый, независимый парень, воспитанный, как говорится, матерью-одиночкой – у циркового дирижера давно уже была другая семья. Флегма, полная моя противоположность. Как сказал поэт, «они сошлись – волна и камень, стихи и проза, лед и пламень»…

      А теперь он арестован по обвинению в убийстве. Бред.

      Бред, бред.

      Я взглянул на часы. До встречи в российском посольстве оставалось пять минут. Я соскочил со стула и вышел из кафе.

      – Это… вы?

      Секретарь посольства был растерян, но пока я закрывал за собой дверь, справился с собой и с улыбкой пожал мою руку, тактично стараясь не наклоняться, чтобы не подчеркивать разницу в росте.

      Он представился:

      – Иван Иванович.

      До чего же нравится мне такое имя-отчество! А встречается редко. Я подумал, что это к добру и улыбнулся.

      – А вы – Валерий…

      – Янович, – подсказал я.

      – Слушаю вас, Валерий Янович.

      – Мой друг и соавтор арестован по подозрению в убийстве, которого он не совершал, и сейчас находится в тюрьме на острове Метсамаа. – Я подумал и уточнил:

      – В городе Луйгесааре.

      – Как будто там есть другие города, – резонно заметил секретарь посольства.

      – Да, конечно. Но поймите меня – я волнуюсь. Он же российский подданный, заберите его!

      – Расскажите все, что вы знаете по этому случаю.

      – Подробно?

      – Подробно.

      И я начал с ресторана.

      Секретарь слушал меня внимательно, но мне вдруг показалось, что он не столько вникает в суть моего изложения, сколько рассматривает меня и прислушивается к моему голосу. Когда я дошел до брейка в ресторане, он вежливо прервал меня и спросил:

      – Послушайте, Валерий Янович, а вы случайно в цирке не работали?

      – Работал.

      – Тогда я ваш большой поклонник.

      Он помнил все мои репризы, особенно репризу с проколотым шариком, он и сейчас с удовольствием ее смаковал.

      – Это была «подсадка», «подсадку» звали Евгением Ломовым.

      – Это… тот самый? – уточнил он.

      – В том-то и дело! – воскликнул я, не скрывая радости, что выделился из общего ряда, и секретарь Посольства, к счастью, – любитель цирка; теперь, конечно же…

      Это был пожилой человек, сделавший не слишком блестящую карьеру. Но чувствовалось, что это обстоятельство не портило ему настроения. Он предложил мне сесть, я устроился в кресле, секретарь сел напротив меня.

      – Вы уверены, что ваш Ломов…

      Я ответил очень серьезно, без эмоций:

      – Принимая во внимание характер этого человека, его настроенность на конкретную работу, которой мы с ним занимаемся, и полное отсутствие мотивов преступления, абсолютно уверен.

      – В таком случае я