Озарение. Владимир Гурвич

располагались в одном здании: квартира внизу, а мастерская – в мансарде.

      Дана, что делала крайне редко, довольно детально продумала свой визит. Сначала она проявит интерес к его творчеству, долго будет рассматривать картины, со знанием дела расспрашивать о них, затем они сидят пить чай или чего-нибудь еще. Ну а дальше все будет развиваться в зависимости от обстановки. Она дала себе слово, что сделает то, что наметила, вне зависимости от того, что станут говорить ей чувства.

      Дана действительно долго рассматривала его работы, но не только потому, что заранее наметила такой план. Они ей очень понравились, Нефедов сделал большой шаг вперед. От многих его картин она не могла оторваться, настолько прочно они приковывали ее взор. Ей даже не слишком хотелось расспрашивать о них, это была живопись, которая говорила сама за себя. Ее автор в свою очередь ничего не спрашивал, он только сопровождал свою гостью по этой импровизированной выставке и периодически бросал на девушку странные взгляды.

      Потом они сели за стол. Нефедов поставил на него бутылку коньяка.

      – Будешь? – спросил он.

      – Буду, – ответила она.

      Они выпили первую за их встречу рюмку. И Дана ощутила себя немного раскованней. Она посмотрела на него и поняла, что он ждет ее мнения. Значит, пора приступать к этому пункту.

      – Паша, это просто замечательно! – искренне произнесла она. – Я не ожидала таково увидеть. Ты за тот год, что мы не встречались, кардинально изменил свою манеру живописи. Раньше ты тяготел к классическому письму и классическим сюжетам, а сейчас это совсем иной мир. Я даже не знаю, как его назвать, но могу сказать одно: он прекрасен.

      Нефедов несколько мгновений задумчиво молчал.

      – Ты все очень верно оценила, Даночка, – ласково назвал он ее. – Ты помнишь, как сильно я был приверженцем классических канонов. Мне это казалось магистральным путем для моего творчества. – Он замолчал.

      – Что же изменилось? – спросила Дана. Ей, в самом деле, было это очень интересно и важно услышать.

      – Давай выпьем еще по одной. Ты не против?

      – Почему я должна быть против. Ты же помнишь, я всегда любила выпить.

      – Помню, – коротко отозвался Нефедов. Он разлил коньяк.

      – За что пьем? – спросила Дана.

      Он посмотрел на нее.

      – Не знаю. Просто пьем.

      Они снова выпили.

      – Все произошло после нашего расставания, – вдруг проговорил он. – Какое-то время мне вообще не хотелось писать.

      – Тебе? – удивилась Дана. – Ты же не можешь и дня без этого.

      – Представь себе, месяц не брал в руки кисть. Но при этом все время думал.

      – О чем? Обо мне?

      Нефедов кивнул головой.

      – О тебе, но не только. Я вдруг стал думать о том, что классическая живопись в основном занималась тем, что отображала мир. И отобразила, все, что могла, она запечатлела разными способами. А потому нет смысла продолжать это занятие, даже если ты это можешь делать очень и