Озарение. Владимир Гурвич

о нем статью.

      – Так, напиши, в чем же дело?

      Марина отрицательно покачала головой.

      – Не получится. Ты же знаешь, он меня к себе не подпустит. Еще со времен учебы в Академии, он меня на дух не переносил.

      Дана это знала, Нефедов считал Аничкову никчемной и абсолютно бездарной. И полагал, что в Академии художества делать ей нечего. Несколько раз он ей высказывал это мнение открыто.

      – Что же делать? – спросила Дана.

      – Помоги мне, уговори его принять меня, показать свои последние работы. Подумай, ты же женщина, а он мужчина. Он в тебя влюблен со времен Академии.

      – Когда это было, – махнула рукой Дана. – К тому же я не ответила ему взаимностью.

      – Так ответь.

      – И что я должна сделать?

      – То, что захочет от тебя мужчина – только и всего, – улыбнулась Аничкова.

      – А если Нефедов захочет переспать со мной?

      – В чем проблема, одним мужчиной больше, одним меньше, что это меняет.

      – Павел не в моем вкусе. Ты же помнишь, он маленький и некрасивый. Почти урод. К тому же стал лысеть.

      – Что же тут удивительного, ему же уже лет сорок пять.

      – Всего сорок.

      – Послушай, если нужно для дела, кто же обращает внимания на такие мелочи. Думаешь, я сплю только с красавцами.

      Дана с любопытством посмотрела на подругу, впервые она слегка приподняла завесу над этой стороной своей жизни. Дана с большим интересом послушала бы продолжение рассказа на эту тему, но Марина явно не собиралась и дальше удовлетворять ее любопытство.

      – Ладно, я тебе кое-что приоткрою. Статья про Нефедова – это требование Гершовича. Он хочет его продвигать, считает, что он перспективен. И надо привлечь к нему внимание публики. Если бы не это, думаешь, стала бы я тебя о таком просить.

      – И в чем тут мой интерес? – спросила Дана.

      – Я предлагаю тебе бартер. Ты помогаешь мне проникнуть к этому нелюдиму, а я тебе… – Аничкова сделала эффектную паузу.

      Дана превратилась вся во внимание. Интуиция подсказывала ей, что сейчас она услышит нечто важное для себя.

      – Что же я получу взамен?

      – Я тебе помогу выставить твои работы в галерее Гершовича.

      – Ты не шутишь? – не поверила Дана.

      – Не беспокойся, я говорю серьезно. У меня с ним завязались хорошие контакты.

      Дану охватило сильное волнение. Гершович был один из самых известных, если не самый известный галерист Москвы. Выставляться у него было очень престижно и очень выгодно, так как становилось гарантией того, что твои работы раскупят или он купит их сам, причем, по очень выгодной цене. Не случайно, некоторые его сравнивали с Третьяковым. Даже если это сравнение было сильно преувеличенным, но в все равно оно говорило о многом. О том, чтобы Гершович обратил бы на нее свопе благосклонное внимание, Дана и не мечтала.

      – Этого не может быть, потому что не может быть никогда, – выдохнула она.

      – Ты права, еще недавно этого быть не могло, но сейчас вполне может быть, – возразила Марина. – Он затевает