Река с быстрым течением (сборник). Владимир Маканин

он хочет получить разницу в паях – это нормально и естественно. А во-вторых, он хочет доплату просто так. Доплату без причины. Такой вот он пришел и такой сидит.

      Ткачев, конечно же, на время принимает эту игру, потому что, если игра для тебя новая, ты ее на время принимаешь, так уж они, новые игры, придуманы. И мы так придуманы.

      – …А все же – почему я должен вам доплачивать?.. Я ведь не спорю. Я только интересуюсь, – говорит Ткачев.

      – Почему доплачивать?

      – Ну да, почему?

      Старичок крутит громадную, довоенного образца козью ножку. Неспешно раскуривает ее. И поясняет:

      – А как же, милый. Так уж водится.

      – Не вы придумали?

      – Не я, – смеется старичок добродушно.

      Ткачев интересуется:

      – Верю, что так водится, но в чем смысл?

      – Ну как же. Ты ведь в три комнаты хочешь, значит, вверх идешь. К пирогу. Так или не так?

      – Ну допустим.

      – А раз к пирогу идешь – тебя малость и постричь можно, хе-хе-хе…

      И старичок (он и впрямь мил и добродушен) выпускает громадный клуб ржавого дыма, отчего старичка становится еле видно. А жена Ткачева подает ему чай с айвовым вареньем. Вкусный чай. Жене очень нравится, что старичок не сраженный горем, не несчастненький, а даже как бы веселый.

      – Спасибо, милая.

      – Ой, что вы!

      – За чаек спасибо. Хороший чай. Как для родственника завариваешь.

      Ткачев продолжает расспросы:

      – Значит, если я правильно понял, ты хочешь, папаша, денег задаром. Тяжело жить?

      – Деньги нужны.

      – Зачем?

      – И-и, милый.

      В разговоре старичок поддерживает любую тему, кроме этой.

      А днем позже приходит она – она в темном. Хотя скорее всего это темно-синий костюм Аэрофлота.

      Когда-то он был темно-синим, это точно, но сейчас он глядится как темный. Во-первых, потому, что тут уже хорошенько потрудилось время. И еще потому, что Ткачевы подспудно как-никак ожидали, что к ним придут и будут ходить по комнатам в темном, – вот и пришли.

      На голове голубенькая пилотка с «орлом», и, когда она ее снимает (а она сняла ее сразу), оказывается, что пришла привлекательная блондинка в темном, чуть склонная к полноте. У Ткачева внутри что-то екает. Срабатывает. И он видит, что она поняла и отметила это. К тому же у нее оказывается имя, с которым так просто не исчезают с твоего горизонта, если ты мужчина и если горизонт твой сугубо научно-технический. А у Ткачева именно такой горизонт.

      – Ангелина, – говорит она, протягивая руку.

      Это тоже фиксируется. Ее рука.

      – Вы вчера нам звонили? – уточняет Ткачев.

      – Да.

      – В самом начале девятого?

      – Да. Как раз в восемь.

      – Стюардесса?

      – Угадали, – и она улыбается.

      А что ж тут было угадывать.

      Но угадал, в сущности, не Ткачев. А его жена. Ткачев же слегка ошалел – он водит женщину из комнаты в комнату, и рот у него ни на секунду не закрывается:

      – …Это коридор, а это наш балкон, чтобы вам дышать воздухом и чтобы вспоминать родной Ту-104, а это наша