На первом дыхании (сборник). Владимир Маканин

Кисловато-недовольные лица были у всех. Фруктов не было.

      Перебой был уже третий день. Я торчал часа два и хорошо промерз. Но я достал.

      Какой-то шпендрик (он оказался мужичком лет пятидесяти) поманил меня. Пока я к нему не приблизился, я думал, что это пацаненок. Он сказал, что сегодня прибудет посылка. С проводником. Курский вокзал.

      Он назвал цену, и я чуть не присел.

      – Креста на тебе нет, родимый, – вырвалось у меня со злобным шипеньем.

      Он только осклабился:

      – Какой уж тут крест…

      – А не мерзлые?

      – Ну что ты!

      Делать было нечего. Мы отправились на Курский. Фрукты действительно были не мерзлые. Яблоки.

      Я не поехал в больницу. Я поехал на следующий день, потому что мне нужно было раннее утро. Из-за карантина внутрь все еще не пускали. Я же хотел потолковать с врачом.

      Я подстерег у входа.

      – Самочувствие? – переспросил врач.

      Он курил на ходу. Усы его заиндевели. Мороз. Но глядел он молодцом.

      – Да, самочувствие. – Я заглядывал ему в зрачки. Я хотел бы заглянуть в душу. Я был уверен, что приступаю к длительному разговору.

      – Хорошее. Можно сказать, замечательное самочувствие. Скоро выписывать ее будем.

      – Как?

      – А так. Выпишем, и все.

      И он засмеялся. Двинулся к дверям. А я как бы обалдел. Я шел по улице как пьяный. Ну вот, думал я. Вот оно.

      Я шел и шел. Тут я, видимо, и простыл. В рот надуло.

* * *

      Помню, что я пришел к Бученкову. Меня вдруг осенило. Не может же Галька после больницы оставаться у мужа. Ее выпишут – и ведь куда-то мне надо ее поместить.

      Кроме того, мне здорово хотелось поесть. Хотя бы хлебушка. Со всем этим я и пришел.

      – Ты думаешь разместить ее у нас? – У Бученкова было очень скорбное лицо.

      – Да. На пять-шесть дней. На сборы. То есть пока мы соберемся.

      – А потом куда?

      – А потом в степи.

      Он набрал воздуху в грудь. Помолчал. И мужественно дал ответ:

      – Хорошо. Согласен.

      А я посоветовал. Расскажи теще правду, и она, быть может, поймет. Правду о нас с Галькой. Иногда лучше всего рассказать правду. Потому что всякий человек имеет свой тихий час. И в этот час она срабатывает. Правда.

      – Объясни ей. Сам-то я где-нибудь перебьюсь. Но ведь Гальку пристроить некуда.

      – Я поговорю с тещей, – мужественно подтвердил Бученков.

      Теперь я хотел поесть, и желательно побыстрее, пока не нагрянули домашние Бученкова.

      – Тебе кто-то звонил, – сообщил Андрюха. – Несколько раз.

      – Кто?

      – Не знаю. Мужской голос. Каждый день звонит.

      – Кому это я нужен? – Я пожал плечами, гадать не стал.

      Если это Еремеев, муж Гальки, – пожалуйста, я готов объясниться. Хотя, в общем, я могу уехать с Галькой и не давая ему объяснений. Это уж как получится. Мы ведь степняки. Мы такие – как будет, так и будет.

      Как раз пришла теща – она была в магазине.

      – Здрасьте, – сказал я.

      – Здравствуйте.

      Вернулась