Книга и братство. Айрис Мердок

меня, и все ради того, чтобы полностью и вечно принадлежать тебе. Отныне я твоя. Я люблю тебя. Ты единственный человек на свете, которого я могу любить беззаветно, всем своим существом, телом и душой. Ты мой мужчина, мой совершенный супруг, а я – твоя. Ты должен чувствовать это сейчас, как я чувствую, как оба мы чувствовали прошлой ночью и дрожали, потому что чувствовали. Это чудо, что мы вообще встретились. Нам божественно повезло, что мы теперь вместе. Мы больше ни за что, ни за что не должны расставаться. Так проявляется истинная наша сущность, и тогда мы как боги. Глядя друг на друга, мы видим подлинность нашей любви, понимаем ее совершенство, узнаём друг друга. Моя жизнь в твоих руках и, если понадобится, моя смерть. Жизнь и смерть, как какое-то «будет разрушен Израиль» – «если я забуду тебя, Иерусалим…»[37]

      Краймонд, который молчал в протяжении этой тирады, сказал, придвинув стул к столу и беря очки:

      – Меня эти еврейские клятвы не волнуют – и мы не боги. Мы просто должны посмотреть, что из этого выйдет.

      – Хорошо, если не получится, мы всегда сможем убить друг друга, как ты сказал в тот раз! Краймонд, ты сотворил чудо, мы вместе… разве ты не доволен? Скажи, что любишь меня.

      – Я люблю тебя, Джин Ковиц. Но ты также должна помнить, что нам удавалось жить друг без друга много лет – долгое время, когда ни ты, ни я не подавали никаких знаков.

      – Да. Не знаю, почему так было. Возможно, это наказание за неудачную попытку сойтись. Мы должны были пройти испытание, через своего рода чистилище, чтобы поверить, что способны вновь обрести друг друга. Сейчас назначенное время пришло. Мы готовы. Я бросила Дункана…

      – Да, да… мне жаль Дункана. Ты еще упоминала друзей, которые никогда не простят тебе или мне.

      – Они ненавидят тебя. С радостью избили бы тебя. Унизили бы. Это было у них еще раньше – а теперь тем более…

      – Ты как будто довольна.

      – Плевать мне на них, главное мы – а они для меня не существуют. Можем мы уехать жить во Францию? Мне бы очень хотелось.

      – Нет. Моя работа – здесь. Если ты пришла ко мне, то должна делать, что я хочу.

      – Я всегда буду тебе повиноваться, – сказала Джин. – Я каждый день думала о тебе. Стоит дать малейший знак, в любое время… но я представляла…

      – Хватит об этом. Неважно, что ты там представляла, теперь ты здесь. А теперь мне нужно продолжить работу. Советую пойти наверх и лечь. Ты ела, хочешь что-нибудь перекусить?

      – Нет. И, чувствую, больше никогда не буду есть.

      – Принесу тебе что-нибудь попозже. А потом можем лечь спать здесь, тут хватит места двоим. А там обсудим, что делать дальше.

      – Что ты имеешь в виду?

      – Совместную жизнь. То самое чему быть, того не миновать.

      – Да. Не миновать. Ладно. Пойду отдохну. Это все правда, не сон?

      – Не сон. Иди.

      – Я хочу тебя.

      – Иди, мой ястребок.

      Джин быстро встала и отправилась наверх. Мы даже не коснулись друг друга, говорила она себе. Так и должно быть. Это ему свойственно. Еще без единого прикосновения мы уже всем своим существом рванулись друг к другу и слились воедино. Это как атомный взрыв. Спасибо Тебе, Господи! Она

37

Пс: 137, 5.