Книга и братство. Айрис Мердок

никогда не попадет в парламент, что не утвердился в научном мире, что не выработал последовательной теории и что его критикуют за отсутствие всякой действенной повседневной связи с praxis[36] рабочего движения. У него (как говорили) не было общественного признания, разве что репутация феномена, а число его приверженцев из числа недовольной молодежи не настолько велико, чтобы представлять опасность. Фактически он выступал как одинокий революционер-охотник: мнение, которое по последующим оценкам оказалось более чем несправедливо.

      Шло время, и Краймонд продолжал получать содержание, которое давало ему свободу заниматься политической деятельностью, к которой «сторонники» относились со все большим неодобрением, и писал, или притворялся, что пишет, книгу, которая, если когда-либо выйдет в свет, должна оказать опасное и разрушительное воздействие. Становилось все труднее понимать, что нужно просто выполнять обещание, положение создалось возмутительное, идиотское и нетерпимое, и с этим надо было что-то делать. И вот случившееся среди подобных сомнений вторичное похищение Краймондом Джин Кэмбес, похоже, обострило ситуацию.

      Приблизительно в то время, когда Джерард спал на кухонном столе в доме в Ноттинг-Хилл, а Дункан в Кенсингтоне выбросил в мусорную корзину туфли Джин, Тамар Херншоу в Актоне сидела напротив Вайолет, своей матери, страдающая и несчастная. Квартирка была маленькая и невероятно грязная. Спальня Вайолет, в которой постель никогда не убиралась, была завалена пластиковыми пакетами, которые та собирала с маниакальной страстью. Они сидели на кухне. На полу валялись газеты, на столе громоздились немытые тарелки, молочные бутылки, бутылочки из-под соуса, баночки горчицы, джема, корки хлеба, огрызки засохшего сыра, остатки масла на жирной обертке, кружка чаю, уже остывшего, приготовленного для Тамар, которая к нему не притронулась. Спор, который уже продолжался некоторое время, пошел по второму кругу.

      – Я не могу найти работу, – сказала Вайолет, – тебе прекрасно известно, что я не могу найти работу.

      – А ты могла бы?..

      – Что я могла бы? Я не могу ничего! Если бы я даже устроилась на неполный день официанткой… нам нужны настоящие деньги, а не какие-то гроши, за которые мне еще придется гнуть спину! Ты все время напоминаешь, что я уже не молода…

      – Вовсе нет, я просто говорю…

      – Все подорожало! Ты витаешь в облаках, деньги тебя не волнуют. Хорошо, это моя вина, я хотела, чтобы ты получила хорошее образование…

      – Знаю, знаю, я благодарна тебе…

      – Тогда самое время показать, как ты благодарна. Все стало дороже: тарифы, налоги, продукты, одежда, закладная… Господи, закладная, ты даже не знаешь, что это такое! Мы не можем позволить себе телефона, мне его отключили. И вегетарианская еда для тебя стоит бешеных денег. Ты живешь, ни о чем не задумываясь, будто все всегда будет доставаться тебе даром. А я вся в долгах, по уши, и если не предпринять решительных шагов,

36

Практика (греч).