В огне. Александр Афанасьев

появились над нами, как майор и обещал, через полчаса – несколько уродливых, похожих то ли на акулу, то ли на летучую мышь «В-80»[8], состоящих на вооружении морской пехоты и морской авиации: у них нет винта на хвостовой балке, и поэтому их проще держать в тесных ангарах судов. Один из вертолетов включил прожектор, ослепив нас, потом они ушли дальше, туда, где вскоре загремели взрывы…

      – Нет! – твердо сказал я, когда меня подняли и понесли к раскручивающему лопасти «Сикорскому». – Не сейчас. Эвакуируюсь с последними машинами.

      Майор посмотрел на доктора, растерянно посмотрел. Не исполнить приказ контр-адмирала флота он не мог. Тем более что он понимал – командир и в самом деле уходит с мостика последним, это дело его чести. И то, что я был беспомощен, привязанный к носилкам, ничего не меняло.

      – Тогда я тоже остаюсь… – сказал доктор.

      Майор, ни слова не говоря, перехватил автомат.

      Вот в эти-то самые мгновения, когда в неверном свете догорающих костров в первые два вертолета грузились эвакуируемые, я увидел посла Пикеринга. Рядом с ним был кто-то, небольшая группа людей, видимо, из американского посольства, в том числе морские пехотинцы САСШ с оружием. Они вели его к вертолету, но посол тоже увидел меня, что-то крикнул и замахал руками – узнал. Но ничего больше сделать ему не дали – его же собственные телохранители из морской пехоты буквально на руках внесли посла в десантный отсек. Через пару минут, раскрутив огромные лопасти и погасив ими все костры, вертолет взлетел…

      «Наши» вертолеты приземлились, когда стреляли уже за оградой. Сначала появились морские пехотинцы, веселые и злые, многие перевязанные, кого-то тащили на руках, кому-то просто помогали идти. Костры уже погасли, было темно как в аду, ночь освещали только трассеры и ХИСы, набросанные среди поломанных деревьев и пней. Со стороны посольства, со второго этажа непрерывной очередью заработал пулемет, посылая пули в невидимого нам противника – они летели так низко, что сопровождающие меня вынуждены были пригнуться. Отстреляв целую ленту, пулемет заглох – пулеметчики должны присоединиться к отступающим, дольше там находиться нельзя. Отступая среди деревьев, целых и поваленных, огрызаясь огнем, морские пехотинцы отходили в нашу сторону, к площадке, на которую уже садился вертолет. Прикрытия штурмовиков не было, в такой кромешной тьме существовала вероятность столкновения. Со снижающегося вертолета канониры тоже вели почти непрерывный огонь, на борта были установлены автоматические гранатометы, и их огонь выручал отступающих как ничто другое. Наконец вертолет приземлился на площадку, с уже открытой аппарелью, бортмеханик включил освещение в десантном отсеке, и меня, в числе первых раненых, втащили в грохочущее, дребезжащее чрево вертолета. Носилки поставили у самой кабины, как раз рядом с огневой установкой правого борта – канонир посылал короткие очереди из гранатомета, а в десантный отсек один за другим, самостоятельно и с посторонней помощью, запрыгивали морпехи, располагались на откидных

8

Он же «Ка-50» в нашем мире. Камов творил и в этом мире, он работал на казенном заводе, и его продукция конкурировала с частными фирмами Сикорского и Гаккеля. У Гаккеля генеральным конструктором долгое время был Миль, именно он развил вертолетостроительное направление на этой фирме.