Ставка на удачу. Анатолий Галкин

чтоб крупным планом.

      – Постарайся, дорогой. А теперь слушай! Работают они ни шатко и ни валко. Если точно сказать – вообще не работают! Через день забегут три парня, заведут мотор и давай бульдозер по площадке гонять. Или единственную сваю три часа забивают.

      – Зачем?

      – Для показухи! Это, друг, изображение бурной деятельности. Шум и грохот! Пусть народ в округе думает, что стройка кипит, но меня-то не проведешь. У меня не только ум, но и интуиция.

* * *

      Чем ближе подходила Татьяна к дому на Болотной улице, тем страшнее ей становилось. Как будто она была не в знакомом Рощинске, а в глухом лесу, где волки воют и филины ухают.

      Перед подъездом Рузова остановилась, глубоко вдохнула и вошла.

      Спустившись на несколько ступенек, она увидела, что дверь в полуподвал открыта.

      Это была типичная мастерская заваленная картинами, мольбертами, палитрами с засохшей краской и прочими атрибутами живописцев.

      В углу у окна стоял у холста художник с усами, как у Дали. Зарубин сразу заметил Татьяну, мельком глянул на нее и продолжал творить! Он мурлыкал какую-то песенку, не отвлекаясь от работы. А зачем суетиться? Ну, пришла очередная натурщица.

      Пусть раздевается и подождет.

      Много их здесь ходит!

      Но Татьяну это как-то обидело. Она вспомнила уроки журналистики и попыталась сразу взять быка за рога.

      – Так! Если не ошибаюсь, вы художник Тимофей Зарубин.

      – Он самый, но я что-то не понял! Вы кто?

      – Не надо так волноваться. Я не из налоговой инспекции. Но вам от этого не лучше. По заданию своей редакции я веду расследование.

      – По какому поводу?

      – По поводу фальшивых картин.

      – Каких именно?

      – Фальшивых! Это значит поддельных и липовых… Вы были на выставке «Нашего дома»?

      – Был.

      – Вы видели там «Даму с попугаем»?

      – Видел.

      – Очень хорошо! Только не говорите мне, Зарубин, что это подлинный Брюллов. Это липа! Вы согласны?

      – Согласен! Вернее, у меня тоже закрались сомнения. Только неудобно как-то стоя разговаривать. Вы садитесь вот сюда, в кресло.

      Татьяна чувствовала, что Зарубин не просто разволновался – он испугался!

      Художник стал галантным. Он усадил Рузову в массивное деревянное кресло, стоявшее в центре мастерской.

      Сам Зарубин зашел сзади и прихватил в правую руку массивную бутылку. При этом он продолжал общаться, говоря шепотом, как заговорщик.

      – С вас надо картины писать. Вы такая красивая. А откуда вы узнали про Брюллова?

      – Пока это мои догадки. Это – журналистская интуиция. Я недавно начала писать статью.

      – Будут и доказательства! У меня с собой есть проба краски и холста картины. Надо провести анализ. Ведь можно определить возраст этого «Брюллова»?

      – Конечно, можно. А кто-нибудь еще об этом знает?

      – Пока нет! Это будет, Тимофей Ильич, наша с вами тайна, расскажите, как специалист – кто мог нарисовать эту мазню. Я думаю, что эту вещь писал ремесленник! Мошенник от живописи.

      Тимофей