Пусть простить меня невозможно (Пусть меня осудят 3). Ульяна Соболева

Теперь могу только с его образом говорить.

      – Ну, мой живой и на тот свет не собирается, – Андрей отошел к зарешеченному окну, а я смотрел, как тот руки за спиной сжал. Точно, как Ворон. Даже стоит так же – спина прямая, подбородок вздернул, и глаза чуть прищурил. Эмоции на привязи держит. Ни одну на волю не выпустит. Такой же железный.

      – Мой тоже был живой. Живее не придумаешь. А потом бац и нету. И все. И уже хоть жалей, хоть не жалей. Бесполезно.

      – Закроем тему. Не хочу об этом. Думаем вытащить тебя, Бешеный.

      Я пальцами сильнее сжал край стола.

      – Вытащить?

      – Вытащить.

      Потом слегка кивнул на потолок, и я понял, что особо он ничего сказать не может. Я должен между строк читать. Придумали они что-то. Не просто так Граф лично приехал.

      – Ну а что невиновному срок отматывать? – подмигнул – Ищем лазейки, ищем виноватого. Точнее, нашли уже. Теперь адвокаты работают, обвинение. Так что скоро восстановим справедливость, и виновный сядет, а ты выйдешь.

      Да, я его понял. Отлично понял. Они нашли козла отпущения, который согласился отмотать за меня срок либо за долги, либо за деньги. Иначе я б не вышел отсюда.

      Такое практикуется. Находится нужный человек, готовый сесть, а его семью кормят, оберегают. Либо накосячил и, чтоб выжить, садится. Лучше так, чем червей кормить.

      – Так что ты тут держись, Бешеный. Недолго уже осталось. Если что нужно, скажешь – для тебя все достанут.

      Я кивнул, все еще продолжая держаться за край стола. В свободу пока особо верить не хотелось. Боялся сильно. Если не прокатит, то надежда-сука потом задавит меня петлей разочарования.

      – Ну, давай. Пошел я.

      Обнял, хлопнул по спине. А я удержал за плечо. Спросить хочу и не могу. Он сам понял. Наверное, взгляд у меня был, как у бродячей собаки, которая сама ушла из дома и теперь растерянно скулила в клетке питомника. Злая и дикая, ощетинившаяся, голодная с мечтой вернуться домой…только цепь на ней железная, и не знает, примут ли ее обратно когда-нибудь, даже если сорвется с цепи этой и домой прибежит.

      – Ждет она тебя. Каждый день ждет. Давай, возвращайся – у тебя сын родился, Руслан. Тяжело ей троих одной. Мы помогаем, конечно, но им всем отец нужен. Сильная она у тебя…верная.

      Я судорожно сглотнул и сильнее пальцами его плечо сдавил.

      – Сын?

      – Да – Сын. Глупостей за это время не наделай. Сиди, как в карантине, и не дергайся. Скоро гость здесь появится. В руках себя держи.

      Он ушел, а я еще долго смотрел в пустоту. Что-то внутри перевернулось, глаза закрыл, хмурясь, стискивая челюсти. И я сломался. Вот в этот самый момент. Не могу больше! Да, я слабак! Я просто тряпка, но я уже без нее загибаюсь. Голос слышать хочу, письма пожирать, вернуться к ней. Любить хочу. Смеяться. Человеком хочу быть. Плохо мне, бл**ь. Так плохо, что самому стыдно признаться.

      Смысл снова появился. Через какие-то секунды заорал, и в камеру ворвалась охрана, а я ору и улыбаюсь, как идиот. Меня заткнуть пытаются, а мне по фиг. Меня