История безнравственности. Чингиз Абдуллаев

действительно очень тучный человек.

      – Возможно, – согласился Дронго, – ему действительно следует похудеть.

      Справа от них сидела семейная пара иностранцев. Достаточно молодые, где-то около сорока. Мужчина – светловолосый, даже скорее белобрысый, с круглым лицом, в очках, с пухлыми губами, одет в длинные коричневые шорты и белую майку. Женщина – в купальном костюме, обмотанная прозрачным парео вокруг пояса, темные волосы затянуты ленточкой. Светлые глаза, ровные черты лица. Очевидно, они из Финляндии, так как оба говорили по-фински. Во всяком случае, так ему показалось. Или это не совсем финский? Мужчина попытался подняться, чтобы оказать помощь Фигуровскому, когда тот начал задыхаться, но супруга удержала его за руку, что-то быстро сказав. Дронго еще подумал, что самыми сложными языками в Европе традиционно считали финский и венгерский.

      Фигуровский и его компания быстро ушли, а оставшиеся на веранде Вязанкин и его спутница начали громко обсуждать произошедший эпизод.

      – Нажрался и начал рыгать, – зло пробормотал Вязанкин. – Все ему мало, все ему кажется недостаточно.

      – Не нужно так говорить, – попросила Светлана. – Я так испугалась, когда он стал задыхаться. Он так сильно покраснел.

      – Похоже, что ты до сих пор хорошо к нему относишься, – несколько ревнивым голосом произнес Вязанкин.

      – Мне просто стало его жалко, – призналась она.

      – А вот он тебя не пожалел, когда выгнал с работы. И меня не пожалел, когда разорвал контракты. Ты все забыла? Короткая же у тебя память. Он самый настоящий сукин сын. Просто прошло уже пять лет, и он нас с тобой не узнал. Или еще хуже – узнал и сделал вид, что не узнает.

      – Вязанкин, почему ты такой злой?

      – А ты, Хворостова, почему такая добрая, готовая все забыть и простить? Я лично – не готов. Давай уйдем отсюда, а то мы снова начнем ссориться, а я не хочу, чтобы кто-нибудь из гостей услышал наш спор и решил, что мы приехали сюда специально следить за этим прохвостом. Пойдем…

      Они поднялись, направляясь к выходу. Почти сразу следом за ними вышла финская пара. Женщина что-то негромко говорила своему спутнику, и тот кивал, соглашаясь с ней.

      Джил взяла свою чашку с кофе и усмехнулась.

      – Кажется, это кофе так на него подействовал. Может, у него аллергия?

      – Вряд ли, – возразил Дронго, – иначе он вообще не стал бы его пить.

      Они пошли к выходу. Неожиданно Дронго достал из кармана носовой платок и, проходя мимо стола, за которым сидел Фигуровский, опустил краешек платка в его чашку.

      – Что ты делаешь? – испуганно спросила Джил.

      – Ничего. Просто я подумал о своем. Вечная привычка видеть во всем нечто подозрительное. Наверное, у меня развилась своеобразная мания преследования, – пробормотал он.

      – Тебе нужно бросать свое ремесло, – убежденно сказала Джил.

      Они поднялись в холл. Проходя мимо стойки портье, Дронго обратил внимание на женщину, которая направлялась в их