Тихий омут. Нора Робертс

тащил ее к выходу. – Этан, я должна…

      – Возьми перерыв, – невозмутимо повторил он, распахивая дверь.

      Ночной воздух был чистым, свежим и теплым. Дверь паба захлопнулась, отгородив их от шума, дыма и едких запахов пива и пота.

      – Ты не должна работать здесь.

      Грейс изумленно уставилась на Этана. Заявление само по себе прозвучало достаточно странно, но тон, которым оно было произнесено, не поддавался никакому объяснению.

      – Прости, не поняла.

      – Грейс, ты прекрасно меня слышала. – Этан понятия не имел, что делать со своими руками, и засунул их в карманы. Если бы он этого не сделал, то вполне мог схватить Грейс снова. – Это неправильно.

      – Неправильно? – ошеломленно переспросила она.

      – Господи, у тебя же ребенок. Как ты можешь кружиться среди мужчин в таком наряде и терпеть все это? Тот парень практически сунул нос в вырез твоей блузки.

      – Ничего подобного. – Разрываясь между раздражением и изумлением, Грейс покачала головой. – Этан, успокойся. Он вел себя как все. И он совершенно безобиден.

      – А Куртис шлепнул тебя по заднице.

      Ее раздражение явно начинало вытеснять изумление.

      – Я знаю, где была его рука, и, если бы это меня беспокоило, я бы ее стряхнула.

      Этан глубоко вздохнул. Он это начал – разумно или нет, это уже другой разговор, – ему и заканчивать.

      – Ты не должна работать полуголой в каком-то баре и стряхивать со своей задницы мужские руки. Это неправильно. Ты должна быть дома с Обри.

      Легкое раздражение Грейс переросло в слепую ярость.

      – И кто же, интересно знать, дал тебе право судить, что правильно и что неправильно? Но в любом случае благодарю за то, что ты поделился со мной своим мнением. К твоему сведению, если бы я не работала, у меня не было бы своего дома!

      – У тебя есть работа, – упрямо гнул свою линию Этан. – Уборка домов.

      – Да, верно. Я убираю чужие дома, я подаю напитки в пабе и время от времени я разделываю крабов. Вот какая я разносторонняя. Я также оплачиваю аренду дома, страховку, медицинские счета, коммунальные услуги и приходящую няню. Я покупаю еду, одежду и бензин. Я забочусь о себе и о своей дочери. И я не желаю выслушивать, что правильно для меня и что неправильно.

      – Я просто говорил…

      – Я слышала все, что ты говорил. – Боль в ногах пульсировала, и, казалось, ныла каждая клеточка ее измученного тела. Но больше всего, гораздо больше, ее мучило презрение Этана. Неужели он не понимает, что она делает все это ради выживания? – Я работаю официанткой и позволяю мужчинам смотреть на мои ноги. Может, я получу больше чаевых, если им понравится то, что они видят. И если они заплатят больше чаевых, я смогу купить своей дочке что-то лишнее из одежды или игрушек, чем-то обрадовать ее. А раз так, то пусть смотрят, черт возьми! И еще я сожалею, что не слишком хорошо использую этот идиотский наряд. Иначе я смогла бы заработать больше.

      Этан с трудом собрался с мыслями. Ее лицо пылало от гнева, но глаза были такими усталыми, что его сердце мучительно сжалось.

      – Ты дешево ценишь себя,