Четвертая высота. Елена Ильина

за косу и что в этой школе учиться нет никакой возможности.

      – Ничего, привыкнешь, – говорили ей дома.

      – Никогда в жизни не привыкну! – сердилась Гуля.

      Она не прощала новой школе прежде всего то, что школа эта находилась не в Москве, а в Одессе.

      Однажды, еле досидев до конца уроков и захлопнув за собой тяжелую школьную дверь, Гуля сказала своим одноклассницам:

      – И что это за школа! Пешком бы я отсюда в Москву ушла.

      Это услышали мальчики.

      – Да кто ж тебя держит? – закричал один. – Москвичка, подумаешь!

      – Нам ты очень нужна! – прибавил другой. – Катись куда хочешь. Мы тебе и дорожку покажем, и на дорожку дадим…

      И он уже хотел дать Гуле подзатыльник, но на помощь к ней подоспело несколько девочек.

      – Не троньте ее! – закричали они хором. – Вам какое дело, про что мы разговариваем!

      – А пусть не задается. Не Королёва ведь, а Королёва!

      – Ну что ж, что Королёва. Она у нас артистка.

      – Артистка! – презрительно сказал мальчик, и все захохотали.

      – Да, да! – закричали девочки. – Артистка настоящая. «Дочь партизана».

      – Ну? – спросил кто-то из мальчиков.

      – Честное пионерское, – сказали девочки, – она там и верхом скачет, и лошадь из болота вытаскивает, и с кулаком воюет, не то что с вами!

      – А все равно пусть не задается! – сказал черноглазый коренастый мальчик, с любопытством поглядывая на Гулю. И вдруг прибавил: – А где теперь твоя лошадь?

      – Это не моя, – сказала Гуля. – Она красноармейская.

      – На красноармейской надо уметь ездить, – сказал кто-то.

      – Я сначала не умела, – ответила Гуля, – а потом выучилась немножко.

      – Немножко! – закричала Гулина соседка по парте, Леля Снегирева. – Ты же барьеры брала!

      – Да, приходилось…

      Ни Гуля, ни другие школьники и школьницы – никто не заметил, как ссора сама собой угасла и перешла в деловой и даже дружеский разговор. Кончился он тем, что Гуля повела всю компанию к себе домой, на улицу, обсаженную липами – называлась эта улица Уютной, – и угостила своих новых друзей всеми вкусными вещами, какие только нашла дома: сочными, румяными яблоками и хлебом с малиновым вареньем.

      И скоро Гуле стало казаться, что в школе не так уж шумно, что девочки очень славные и что даже среди мальчишек есть совсем неплохие ребята.

      Но лишь только начала она привыкать к этой школе, как ей снова пришлось уехать. На этот раз – в Киев, где готовилась съемка новой картины.

      Незадолго до ее отъезда приехал в Одессу Владимир Данилович Королёв.

      – Папочка, – сказала Гуля, когда отец отдохнул с дороги и они вместе вышли на улицу, – у меня к тебе просьба. Очень большая. Обещай, что ты ее исполнишь.

      Уже стоял конец июня. Южное солнце пекло так, что спасала от него только густая тень каштанов и акаций, выстроившихся вдоль тротуаров. Лишь изредка приносил прохладу ветерок с моря.

      Отец с удивлением посмотрел на Гулю:

      – Как же я могу обещать тебе то, чего не знаю?

      Гуля подумала немножко