«Лимонка» в тюрьму (сборник). Отсутствует

сейчас речь этого простого бандита-амфетаминщика казалась не глупой, а древней, намного древнее всех моих отвлечённых концепций. И намного более подлинной…

      Утром нас раскидали. Один пошёл на допрос, второго отвезли на следственный эксперимент. Причём шансы собраться потом в одной камере минимальны, в КПЗ зэков тасуют, словно колоду карт. Я тоже собирался, настраиваясь на тяжёлый, но интересный день. До вечера должно было стать ясно, остаюсь ли я в этом мире или возвращаюсь туда. До шести меня либо закрывают, либо… Открылась дверь. Я шагнул в пустоту, оставив за собой третьего, лежащего в пустой хате. И услышал в спину тихое пожелание удачи…

      Когда я вышел из суда, то в глаза бросился мокрый асфальт. Ливень закончился…

      Первое, что я сделал на воле, – купил банку сгущёнки. Она оказалась неожиданно невкусной.

      г. Рига

      «Время застряло в прутьях решётки...»

      Время застряло в прутьях решётки.

      Время застыло, замёрзло, завяло.

      Вязкою лужицей тёмной смолы

      Оно каменеет внутри формы-камеры,

      Под пристальным взором

      Двери-циклопа.

      Многотонное давление

      Наступившей судьбы

      Превращает отчаяние моего молчания

      В чистый, прозрачный янтарь тишины.

г. Рига, центральная тюрьма

      Возможно…

      Может быть, где-то

      В хаосе вселенных

      Скрывается мир

      С другим прошлым…

      Там в циклопическом мавзолее

      Лежат Ленин и Савинков.

      Там Будённый и Унгерн взяли Варшаву

      Под красным знаменем

      С золотой свастикой

      И поскакали дальше, на помощь

      Восставшей Северной Германии.

      Там Маяковский стал послом

      В футуристической Римской Республике,

      Построенной из огня и стали

      Д’Аннунцио и Маринетти.

      Там биографии Никиша, Троцкого,

      Геббельса, Блюмкина, Штрассера, Мао,

      Запутавшись в лабиринте столетия,

      Породили неведомую нам историю.

      Кому-то покажется адом тот мир,

      Смеющийся

      В ядерной лихорадке восстаний,

      Но для меня – это мечта

      О месте, где я бы не был чужим.

      Снежная боярыня

      Ольге Морозовой

      Нужно быть Суриковым, чтобы описать,

      Как величаво, спокойно и гордо,

      В изящных браслетах-наручниках,

      Ты садилась в телегу-микроавтобус,

      Окружённая весёлыми жандармами.

      Я же могу только шептать…

      Ольга!

      Твоё имя рисует иней

      На зарешечённых окнах…

      Ольга!

      Твоё имя скрипит под ногами

      Во время прогулок…

      Ольга.

      Твоё имя кричат валькирии

      В