Отчаяние. Владимир Набоков

Ну да, прямо. Вон туда, к тому просвету. Вполне можно пробиться. А там уж лесом недалеко».

      «Может быть, выйдем и пойдем пешком», – предложила Лида.

      «Ты права, – сказал я, – кому придет в голову украсть новенький автомобиль».

      «Да, это опасно, – тотчас согласилась она, – тогда, может быть, вы вдвоем, – (Ардалион застонал), – он тебе покажет свое имение, а я вас здесь подожду, а потом поедем в Вальдау, выкупаемся, посидим в кафе».

      «Это свинство, барыня, – с чувством сказал Ардалион. – Мне же хочется принять вас у себя, на своей земле. Для вас заготовлены кое-какие сюрпризы. Меня обижают».

      Я пустил мотор и одновременно сказал: «Но если сломаем машину, отвечаете вы».

      Я подскакивал, рядом подскакивала Лида, сзади подскакивал Ардалион и говорил: «Мы сейчас, – (гоп), – въедем в лес, – (гоп), – и там, – (гоп-гоп), – по вереску пойдет легче», – (гоп).

      Въехали. Сначала застряли в зыбучем песке, мотор ревел, колеса лягались, наконец – выскочили; затем ветки пошли хлестать по крыльям, по кузову, царапая лак. Наметилось, впрочем, что-то вроде тропы, которая то обрастала сухо хрустящим вереском, то выпрастывалась опять, изгибаясь между тесных стволов.

      «Правее, – сказал Ардалион, – капельку правее, сейчас приедем. Чувствуете, какой расчудесный сосновый дух – роскошь! Я предсказывал, что будет роскошно. Вот теперь можно остановиться. Я пойду на разведку».

      Он вылез и, вдохновенно вертя толстым задом, зашагал в чащу.

      «Погоди, я с тобой!» – крикнула Лида, но он уже шел во весь парус и вот исчез за деревьями.

      Мотор поцыкал и смолк.

      «Какая глушь, – сказала Лида, – я бы, знаешь, боялась остаться здесь одна. Тут могут ограбить, убить, все что угодно».

      Действительно, место было глухое. Сдержанно шумели сосны, снег лежал на земле, в нем чернели проплешины… Ерунда, – откуда в июне снег? Его бы следовало вычеркнуть. Нет, – грешно. Не я пишу, – пишет моя нетерпеливая память. Понимайте как хотите – я ни при чем. И на желтом столбе была мурмолка снега. Так просвечивает будущее. Но довольно, да будет опять в фокусе летний день: пятна солнца, тени ветвей на синем автомобиле, сосновая шишка на подножке, где некогда будет стоять предмет весьма неожиданный: кисточка для бритья.

      «На какой день мы с ними условились?» – спросила жена.

      Я ответил: «На среду вечером».

      Молчание.

      «Я только надеюсь, что они ее не приведут опять», – сказала жена.

      «Ну, приведут… Не все ли тебе равно?»

      Молчание. Маленькие голубые бабочки над тимьяном.

      «А ты уверен, Герман, что в среду?»

      (Стоит ли раскрывать скобки? Мы говорили о пустяках – о каких-то знакомых, имелась в виду собачка, маленькая и злая, которою в гостях все занимались, Лида любила только «больших породистых псов», на слове «породистых» у нее раздувались ноздри.)

      «Что же это он не возвращается? Наверное, заблудился».

      Я вышел из автомобиля, походил кругом. Исцарапан.

      Лида