Отчаяние. Владимир Набоков

ты запендрячила мою водку», – недовольно проговорил Ардалион.

      «Дудки, – ответила Лида. – Ты при мне пить не будешь».

      «Вот чудачка. Как вы думаете, она ее правда закопала? Я, собственно, хотел с вами, сэр, выпить на брудершафт».

      «Ты у меня отучишься пить», – крикнула Лида, не поднимая глянцевитых век.

      «Стерва», – сказал Ардалион.

      Я спросил: «Почему вы говорите, что у меня трудное лицо? В чем его трудность?»

      «Не знаю, – карандаш не берет. Надобно попробовать углем или маслом».

      Он стер что-то резинкой, сбил пыль суставами пальцев, накренил голову.

      «У меня, по-моему, очень обыкновенное лицо. Может быть, вы попробуете нарисовать меня в профиль?»

      «Да, в профиль!» – крикнула Лида (все так же распятая на земле).

      «Нет, обыкновенным его назвать нельзя. Капельку выше. Напротив, в нем есть что-то странное. У меня все ваши линии уходят из-под карандаша. Раз – и ушла».

      «Такие лица, значит, встречаются редко, – вы это хотите сказать?»

      «Всякое лицо – уникум», – произнес Ардалион.

      «Ох, сгораю», – простонала Лида, но не двинулась.

      «Но, позвольте, при чем тут уникум? Ведь, во-первых, бывают определенные типы лиц – зоологические, например. Есть люди с обезьяньими чертами, есть крысиный тип, свиной… А затем – типы знаменитых людей, – скажем, Наполеоны среди мужчин, королевы Виктории среди женщин. Мне говорили, что я смахиваю на Амундсена. Мне приходилось не раз видеть носы а-ля Лев Толстой. Ну, еще бывает тип художественный – иконописный лик, мадоннообразный. Наконец, бытовые, профессиональные типы…»

      «Вы еще скажите, что все японцы между собою схожи. Вы забываете, синьор, что художник видит именно разницу. Сходство видит профан. Вот Лида вскрикивает в кинематографе: „Мотри, как похожа на нашу горничную Катю!“»

      «Ардалиончик, не остри», – сказала Лида.

      «Но согласитесь, – продолжал я, – что иногда важно именно сходство».

      «Когда прикупаешь подсвечник», – сказал Ардалион.

      Нет нужды записывать дальше этот разговор. Мне страстно хотелось, чтобы дурак заговорил о двойниках, – но я этого не добился. Через некоторое время он спрятал тетрадь, Лида умоляла показать ей, он требовал в награду возвращения водки, она отказалась, он не показал. Воспоминание об этом дне кончается тем, что растворяется в солнечном тумане, – или переплетается с воспоминанием о следующих наших поездках туда. А ездили мы не раз. Я тяжело и мучительно привязался к этому уединенному лесу с горящим в нем озером. Ардалион непременно хотел познакомить меня с директором предприятия и заставить меня купить соседний участок, но я отказывался, да если и было бы желание купить, я бы все равно не решился, – мои дела пошли тем летом неважно, все мне как-то опостылело, скверный мой шоколад меня разорял. Но честное слово, господа, честное слово, – не корысть, не только корысть, не только желание дела свои поправить… Впрочем, незачем забегать вперед.

      Глава III

      Как мы