Находка, что изменила жизнь. Григорий Васильевич Цуриков

боль она одела вещи на себя обратно и затем достав телефон. подняв трубку к потолку, ходила по домику.

      – Связи нет.

      Она не слышала

      – Ау! – я крикнул.

      Она вздрогнула и повернулась на меня.

      – А?

      – Говорю тут нет связи. Только рации и та сломалась. И оделась полностью зря.

      Последние слова она пропустила мимо ушей, а заплакав начала причитать.

      – Ну как мне связаться с мамой? Она одна с Юлей. Как им сообщить, где я?

      Я не стал не чего говорить, а она повторяла эти слова как молитву. Её глаза не переставали изливать слезы. Я в то время подумал, что это божественное величество задумало на сей раз. Мало того, что лишил меня всего, так еще и подсунул городскую истеричку, с которой я даже не познакомился еще. Я усмехнулся про себя. Её истерика раздражала, но я и сам не давно в немногим лучшем состояние был, поэтому просто молчал и думал о том, что еще случится. Я не понял, когда она перестала выть и что-то у меня спросила. Я понял только когда она меня потрясла за плечо.

      – Э-э-э. «Ты чего завис?» —с ноткой страха в голосе спросила она.

      – А? Что?

      – Я спросила ты же можешь меня доставить до вашей станции?

      – Не станции, а станка. Нет. – довольно грубо ответил я.

      – Почему? – спросила она с обидой в голосе.

      – Под навесом стоит снегоход посмотри на него, сама поймешь.

      – Ты скажи.

      – У него двигатель сломан. Поэтому добраться можно только сплавом. Это конец апреля или начало мая. Ну конечно, я могу дать тебе одежду и лыжи, и ты можешь пройти пешком. На улице минус тридцать всего. Я за день не больше сорока километра прохожу, а ты?

      – Но ты же умеешь выживать в тайге? – с надеждой в голосе спросила она.

      – Ты видно не поняла. На улице минус тридцать, скоро до сорока опустится. Выжить можно, если уметь и, то не факт, что дойдешь. Гораздо больше шанс замерзнуть. Поэтому хочешь, иди. Я не пойду точно. – с раздражением ответил я.

      Она опять начала плакать.

      – Я доберусь до дома, и мы тебе заплатим. – с мольбой сказала она.

      – Кому заплатите? Трупу? Не дойдем это точно, а у тебя еще обморожений куча. —все тем же тоном сказал я.

      – Ну пожалуйста.

      Я отрицательно покачал головой, глядя в налитые слезами глаза. Достал обратно бутылку, налил ей еще пол кружки. Она, не задумываясь выпила, глотком. Она сидела за столом одетая в то, в чем я ее нашел, сидела и рыдала, но уже молча. Я тоже не был болтуном, тайга тишину любит, вот и привыкаешь к тишине. Хотя порой сядешь под навесом, приобнимешь собаку и болтаешь с ней. На этих мыслях я снова начал погружаться в пучину боли, потерь и слеза невольно скатилась по моей щеке. Она видимо восприняла мою слезу на свой счет и чуть успокоившись сказала.

      – Я поняла. Прости. – тоном сменившегося человека.

      – Не напрягайся, а лучше скажи, как звать то тебя?

      – Ой, прости мы что-то даже не познакомились меня зовут Маша, а тебя? – затараторила она.

      – Меня Дима. «Знаешь: когда в тебя тычут стволом как-то про имя забываешь», —ехидным тоном сказал я.

      Она